Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так, полиграф же… – промямлил Борис Семенович.
– Борь, – снисходительно улыбнулся Ю Вэ, – это ты, в бытность свою резидентом, заразился от американцев – молишься на технику. О, Сан-техника! А ты в курсе, что матерые мафиози обыгрывали детекторы лжи? Они просто не боялись! Не потели, и пульс ровный… Думаешь, у Палыча сила воли послабже была, чем у гангстеров?
– Да не-ет… – озадаченно потянул генерал-лейтенант, и преданно выпучил глаза: – Разрешите выполнять приказ, товарищ председатель Комитета государственной безопасности!
– Скройся с глаз моих, – забрюзжал Андропов, пряча улыбку в уголках глаз.
Воскресенье, 9 марта. Позднее утро
Владивосток, улица Баляева
Второй день держалось нестойкое тепло, и я замучился выбирать путь. Ступишь в холодную снежную кашу – и «прощайки» мигом впитают влагу.
Зато небо отливало праздничной синью, и солнышко пригревало почти по-весеннему. До набухших почек и звонких трелей пернатых эмигрантов еще далеко, но зима отступала по всем фронтам. Хотя погода приморская непредсказуема, тут и на девятое мая может снег выпасть.
Поднявшись вдоль знакомых трамвайных путей, я свернул к рынку. Явно не толкучка. Бабушки за прилавками торговали соленьями, да заготовками – маринованными огурцами, квашенной капустой, плетьми лимонника, скрученными в моточки. Суетливый дедок выставил мед в баночках, а заодно мороженую ягоду и целый ворох банных веников.
Фарца не любит малолюдных пространств, но парочка хитроглазых студиозусов болталась-таки на заднем плане. Тут я углядел Кэпа, и облегченно выдохнул. Жив, курилка!
Старый моряк выложил в ряд свежевыловленную рыбешку – похоже, не корысти ради. Скучно ему одному, вот и ищет места побойчее – на людей поглядеть, да себя показать.
– Здравствуйте! – радостно обратился я к мариману.
– Здорово, – прищурился Кэп, и улыбчиво повел окуренными усами. – Ежели за духами, то опоздал. Вчера последние отдал. Прибежал тут один, с самого с ранья…
– Нет, у меня другое. Мне нужно передать письмо в Токио, письмо и кассету. Всё чисто, – заюлил я, – там только музыка, но о-очень нужно! У вас нет на примете надежного человека?
– Как не быть, – солидно хмыкнул моряк. – Есть один… Я.
Видя, что паренек завис, Кэп хохотнул, напуская запахи табака и перегара.
– Да не шучу я! Вот, устроился, со вторника на вахту. В Иокагаме нашенская «коробка» застряла, повезем запчасти. Так что… Давай. Поработаю почтальоном Печкиным, хе-хе… С собой?
– Да-да! – выдохнул я, торопливо доставая пакет. – Вот! Внутри письмо, ноты и кассета, а вот тут адрес по-русски.
– Ниппон Будокан… – прочел Кэп, держа пакет на отдалении.
– Это крытая арена в Токио, в парке Китаномару…
Моряк повел рукой, запруживая поток подробностей.
– Да знаю я, где это. Бывал… года четыре назад. Там Мухаммед Али дрался с Иноки! Знатный бой был… А кому? «Стиг Андерсон». Угу… Ладно, найду.
– Сколько с меня? – я нервно смял зелененькую пятидесятирублевку.
– Четвертной хватит, – ворчливо ответил Кэп, и отсчитал сдачу.
Суббота, 15 марта. День
Токио, район Тиёда
Стиг Андерсон вертелся по гримерной, поглядывая на себя в зеркала, умноженного, и теряя остатки покоя.
Турне не задалось с самого начала. Ребята выкладывались на сцене по полной, но Будокан не Уэмбли Арена. Чертовы джапы – народ сдержанный, не принято у них орать и бесноваться, и молчание зала воспринималось, как провал. Фрида даже всплакнула вчера…
Менеджер остановился напротив зеркала, глянул исподлобья на свое отражение.
– Провал… – вытолкнул он, и раздраженно скривил лицо. Снова стал мерять шагами гримерку.
Да разве дело в япошках? Подумаешь, провал… Развал – вот, что страшно!
Бьорн с Агнетой уже разошлись. Бенни собрался разводиться с Фридой… Даже флегматичный Боссе, и тот рассорился с Тумасом! Умотал в Стокгольм посередине тура! Развал. Распад.
Стиг мрачно повел глазами по зазеркалью. Обрюзг ты, однако, старина… Вот-вот… В будущем году пятьдесят стукнет. Да-а… Ровно полвека носится по этой планете. Ну, деньжат он подкопил изрядно, на дожитие хватит…
Двойник отразил кривую усмешку. Когда пересчитываешь миллионы, нажива отходит на второй план.
«АББА» стала его жизнью, и разве к феноменальному успеху квартета не приложил руку и некий «Стиккан» Андерсон?
«Ага! – желчно усмехнулся менеджер. – А уж как ты ее запускал, ловкую свою, загребущую лапу! Так ведь было, что загребать…»
Присев на минутку, «Стиккан» снова вскочил. Если Святой Петр у райских врат спросит, каков его багаж, он честно назовет тыщи три песен. Вот только не распевать их душам праведным, аккомпанируя на лирах, ибо мода на «диско» прошла.
Может, в этом корень всех его беспокойств? «Синти-поп» рвется на сцены, «новая волна» накатывает, а они с Бенни погрязли в пройденном материале…
Андерсон прислушался. Японцы дружно хлопали в такт динамикам, извергавшим «Танцующую королеву». Концерт плавно скатывался к завершению. Вроде, и жаловаться грех – аншлаг, но от сомнений не деться. Если всё так и дальше пойдет, нынешний тур станет последним…
Стукнула дверь, и писклявый голосок Миико-тян промяукал:
– Господин Андерсон, тут вам передари…
Маленькая круглолицая девушка протянула менеджеру пакет.
– А кто передал?
– Не знаю, господин Андерсон. Какой-то моряк…
Брови Стига задрались, изображая недоумение.
– Ладно… Спасибо, Миико.
Улыбаясь и кланяясь, девушка пропала за дверью. Повертев пакет, Андерсон пожал плечами, и надорвал плотную бумагу. Внутри обнаружились аккуратно сложенные ноты, кассета «Макселл» и короткое письмо.
«Добрый день, господин Андерсон!
Меня зовут Дэниел, и я как бы исполняю ваши обязанности в группе «ALLA». Мы живем в СССР, недалеко от Владивостока, но не это главное. Просто я обещал одной девушке, что ее мечта сбудется. А уж насколько, зависит от вас.
На кассете записана песня «Гаданье». Текст мой, музыка Аллы Комовой. Уверяю вас, она композитор божьей милостью! Песню мы предлагаем группе «АББА» как бы авансом, в надежде на дальнейшее сотрудничество. У нас еще есть, что предложить, пять-шесть шедевральных композиций, как минимум, но вы пока послушайте эту…»
Отложив письмо, «Стиккан» побарабанил пальцами по деревянному подлокотнику. «Шедевральных композиций…» А почему бы и нет? Уж сколько довелось переслушать самодеятельных эпохалок, но вдруг именно эта кассета – жемчужина в навозной куче?
Дотянувшись до магнитофона «Сони», Андерсон вставил «советскую» кассету, и утопил клавишу. За пластиковым окошком закрутились бобинки, от серебристых решеток динамиков пахнуло шуршащей тишиной винилового диска.
И вдруг ворвался музыкальный наигрыш, сдувая мысли, закручиваясь вихрем нот, а в самый разгар мотива, на вершине тоскнущего звона струн, зазвучали голоса вокалисток:
Love – does not like, kiss – won`t kiss…