– Рональда при гостях не взрывай! Договорились?

Вот зараза! За это он схлопотал острый локоток куда-то в район несуществующей талии.

Мои сокурсники папе понравились… да впрочем, ему нравятся все, кто не делал чего-нибудь, чтобы это исправить. Как будущим големостроителям и, значит, дальним родственникам изобретателей он даже показал им свою мастерскую, правда, с категорическим наказом ничего не трогать. Который, естественно, выполнен не был, так как папа сам сунул Гроткару в руки деталь из какого-то хитрого сплава, вроде бы часть экспериментального колосника, которой планировал в ближайшем будущем заменить свое же творение. В результате все планы по ознакомлению друзей с моей родиной едва не пошли кувырком, так как тройственный союз гномов оттащить от верстаков две хрупкие девушки просто не в состоянии физически, даже если одна из них дампир.

Спасла ситуацию, как это и положено по всем канонам древних легенд, прекрасная эльфийка, которая непонятно откуда извлекла письмо, написанное ее дядей специально для папочки. Пока он изучал секретную документацию, я цапнула за ухо Торката, Лаэла поймала бороду Гроткара, и мы все-таки смогли вывести их погулять.

Городок будущих големостроителей после богатой и роскошной столицы впечатлил не сильно, вот если бы нас пустили в шахты… В принципе в этом не было ничего невозможного, тем более для их будущей владелицы, но уже наступил вечер, и народ из них потянулся по домам, – а что за прелесть ходить по пустым подземельям, где нет ни одного горняка? По улицам мы гуляли до самой глубокой ночи и вернулись, когда на небе уже вовсю мерцали звезды.

– В целом как-то так поселение золотодобытчиков я себе и представлял, – вынес вердикт Торкат. – Вот только почему-то кабаков маловато и бордель всего один.

– Раньше было больше, – припомнила я историю своей родины. – Но когда лихорадка схлынула и основная масса авантюристов исчезла, оставив лишь убежденных старателей, то остальные позакрывались.

– Так всегда бывает со стихийно образованными поселениями, если бы не шахта, думаю, сейчас здесь вообще был бы лишь частокол, медленно зарастающий бурьяном, – кивнула Лаэла и принюхалась. – Эй, мне кажется или что-то горит?

– Из какого-нибудь камина, наверное, клуб дыма принесло, – пожала плечами я. – Хоть и лето на дворе, но их, бывает, зажигают.

И тут в отцовском флигеле прогремел взрыв…

Я полностью не помню эту ночь… Не хочу вспоминать…

Лишь обрывки образов, иногда всплывающих в мучающих меня до сих пор кошмарах… Именно в них – этом проклятье и этой каре – небольшие отрывки происходившего предстают перед моим взором. Гарь и дымные языки чадящего пламени. Рушащиеся, охваченные такими ласковыми и вместе с тем такими злыми огненными языками балки перекрытий. Треск как живых, извивающихся от жара «локонов» и заполняющее все сущее отчаяние. И чьи-то руки, мешающие, не дающие мне прорваться к отцу, к моему папе… который где-то там… В глубине сияющего багрянца… Папа!

Крик, вырвавшийся из моей груди, как пружиной подбросил меня с узкой полоски нар, прикрученных к стене, и заставил зайтись кашлем из-за сломанных ребер. Вокруг была все та же уже ставшая привычной картина…

Тюрьма. Наша городская тюрьма. Глубокая настолько, что в ней даже особенно холодно-то не было. Раньше тут пытались сделать шахту, но оказалось, что в рудной жиле много желтого металла только наверху, и выработку забросили. А потом снова заселили. Перегородили штреки решетками, сделали нечто вроде кроватей, которые не удалось бы сдвинуть с места и горному троллю, и периодически заселяли получившиеся «апартаменты» преступниками всех мастей. Ворами, бандитами, драчунами, проигравшимися в карты игроками, скорее спасаемыми от гнева кредиторов, чем наказываемыми, а вот три дня назад сюда попали четверо молодых големостроителей, подозреваемых в поджоге и убийстве.

Когда я после злополучного пожара, унесшего жизнь отца и большинства слуг, пришла в себя, то сначала даже не сразу поняла, что именно говорит констебль Майкл, который жил практически напротив нас. А когда поняла, то не поверила. Но сделанные из подавляющего магию хладного железа кандалы, уже защелкнутые к тому моменту на моих запястьях, подтвердили – это не шутка.

– Я видел! Я все-все видел! Это она! – надрывался садовник, пока пепел родного дома еще тлел. – Перед тем как пойти гулять, она оставила под крыльцом какую-то красную тварь, похожую на железного паука!

Диверсионный голем «Тарантул», так называется этот конструкт, изготовляемый обычно из красной меди, каких-нибудь часов и небольшого количества взрывчатки. Простейшая конструкция, вполне возможно, этот тип магической машины был первым, который сумели создать маги после Эпохи Смерти. Даже студенту-первокурснику вполне по плечу. Вся короткая псевдожизнь этого существа заключается в том, чтобы пробраться куда надо и вовремя взорваться ярким алым пламенем, прожигающим даже металл.

Мне предъявили обвинение в поджоге и многочисленных убийствах, которые я якобы совершила, чтобы завладеть наследством отца, свалив все на спонтанное самовозгорание, произошедшее в его лаборатории. Если бы не свидетель, который видел то, чего на самом деле не было, последнее бы никого не удивило: изобретатели, работающие с взрывающимися и горючими веществами, умирают от своих изобретений едва ли не чаще, чем наркоманы от дурманных зелий. Обрадованный приездом дочери полугном чего-то неправильно рассчитал и лег спать, а проснуться не успел. Во всяком случае, я надеюсь на это. Гореть заживо – это больно. Но вряд ли моему родителю повезло умереть сразу, слишком уж слабым был услышанный разрыв. Как раз таким, который может вызвать неправильно приготовленный реактив или голем-диверсант. А я, изуверка такая, еще и алиби себе обеспечивала, шляясь с подельниками до самого момента трагедии по людным местам.

И если бы не садовник… о, как я мечтаю добраться до его шеи! Теперь он занимает почетное второе место в списке тех, кого Клер Шатраэн Отхильда Дербас Туиллойска обязательно убьет. Если сумеет. Первое досталось тому, кто и рассказал весь ход мыслей дочурки-отцеубийцы. Моему мучителю и следователю по моему же делу. Майору разведки и контрразведки мессиру Райану Мисту графу Суагримскому, который по счастливой для правосудия случайности оказался в городе в день трагедии.

– О, я гляжу, наша леди очнулась. – Бездна, легок на помине. Только бы он был не один, только бы он был не один, только бы… фух, пронесло, с ним двое стражников.

Констебль Майкл исчез в первый же день, сразу же, как только захлопнулась дверь с решеткой. И дело в свои руки взял отец обиженного мною до кровавых соплей дитятки. Начиналось все культурно. Он, как не самый последний маг мира, при свидетелях попытался прочесть мое сознание. Я раздиралась в противоречиях, пустить следователя в свой дампирский разум или не пустить, но не успела принять решение.

Волшебник свалился на пол и забился в судорогах, а когда прекратил изображать из себя испорченного зомби, заявил, что заключенная при проверке своей памяти нанесла ему сильнейший ментальный удар, который чуть не стал фатальным. И я бы действительно могла так поступить – менталист, залезший в чужую голову для постороннего воздействия, становится весьма уязвимым. Но его чары меня даже не затронули, а других магов в помещении допросной не было. Нападение на офицера было зафиксировано, свидетели удалились, а я в первый раз узнала, что чувствует пшеница, когда ее обмолачивают.