Для доказательства невиновности Жиль Бекдельевр указал на состояние своих финансовых дел: он служит правосудию 23 года, и если ранее он имел тысячу ливров ренты, оставленной ему родителями, теперь у него нет и семи-восьми сотен ливров дохода, а его земли опутаны долгами (в этом Бекдельевру можно верить — он действительно много тратил в 50-е годы).

Проведя в заключении почти год, в мае 1560 года он подал прошение о переводе из тюрьмы под домашний арест, либо в родовом поместье Бюри, либо в усадьбе Мот-о-Шанселье, чтобы «ухаживать за своей женой, лежащей на одре болезни в состоянии крайней опасности, а также чтобы привести в порядок дела семьи, от которой он был отлучен на столь долгий срок по причине лживого и безумного обвинения, выдвинутого против него указанным де Кайдёком, движимым более алчностью, завистью и амбициями, нежели рвением к общему делу и делу правосудия, каковым покровом он хочет приукрасить свое обвинение». Это ходатайство Бекдельевр подкрепил свидетельством о болезни жены, выданным мэтром Родолфом Мело, медиком из города Ренна.

Франсуа де Кайдёк тут же заявил протест, поскольку процесс был близок к завершению и Жилю Бекдельевру, «изобличенному в сотне серьезных преступлений», грозило телесное наказание, а в таких случаях смягчение режима заключения не было предусмотрено. Но самое важное возражение заключалось в том, что Жанна Ботерель, жена ответчика, находилась в добром здравии, а свидетельству медика Мело, брата советника парламента Бретани Жиля Мело, верить было нельзя, поскольку оба брата являлись смертными врагами истца.

Из записей Жиля Бекдельевра и раньше было известно, что у него много связей в среде магистратов, членов парламентской курии. Теперь же мы видим прямое указание на наличие в парламенте Бретани если не его друзей, то уж точно — «врагов его врагов».

14 сентября 1560 года Жиль Бекдельевр был освобожден из заключения, но на шесть месяцев его отстранили от должности и приговорили к уплате штрафа в 200 турских ливров. Это значило, что обвинения в вымогательстве и получении взяток доказаны не были, однако служебные нарушения подтвердились. Его дело послужило отправной точкой для усиления дисциплинарного контроля над отправлением правосудия. По решению Парламента бретонским судьям под угрозой лишения должностей вменялось в обязанность присутствовать на всех слушаниях и допросах, допрашивать свидетелей лично, не перекладывая это на секретарей, нотариев или порученцев (commis).

Жиль Бекдельевр не согласился со своим приговором, «сильно ранящим его честь», и подал апелляцию в Большую королевскую канцелярию. Через год он добился королевского письма с разрешением провести повторное рассмотрение его дела. Однако тем временем сенешаль Ренна Бертран д’Аржантре, покровительствовавший Франсуа де Кайдёку, добился письма об упразднении должности лейтенанта по уголовным делам президиала Ренна. В ответ Бекдельевр заявил о необходимости возместить ему деньги, уплаченные за эту должность; ему предложили 200 экю, но он отказался, поскольку должность обошлась ему в две тысячи экю. 8 августа 1562 года губернатор Бретани Жан IV де Бросс, герцог д’Этамп лично явился в парламент и огласил решение об упразднении должности лейтенанта по уголовным делам в президиале Ренна без какого-либо возмещения.

Жиль Бекдельевр продолжил борьбу. И через два года наконец дождался своего часа. В 1564 году священник Гийом Удбер, чьи показания, как мы помним, представляли особую опасность для ответчика, был вновь арестован за фальшивомонетничество и разбой. На сей раз парламент Бретани приговорил его к казни. Перед смертью, чтобы облегчить свою совесть, Удбер сделал признание, что в свое время дал ложные показания против лейтенанта по уголовным делам Бекдельевра. Его, как и других свидетелей, дарами и обещаниями склонил к этому «партикулярный» лейтенант Франсуа де Кайдёк. Это был тяжелый удар для «партикулярного» лейтенанта. Парламент постановил взять его под стражу, де Кайдёк пустился в бега.

Жиль Бекдельевр подал новое прошение. В 1566 году письмом Большого королевского совета было подтверждено решение 1562 года об упразднении должности лейтенанта по уголовным делам, но сенешаля Ренна и его «партикулярного» лейтенанта обязали возместить Бекдельевру требуемую сумму в 2000 экю и вдобавок выплатить ему причитающееся за 1562–1566 годы жалованье. Иными словами, Бертран д’Аржантре и Франсуа де Кайдёк должны были выплатить Жилю Бекдельевру 403 ливра жалованья, причитавшегося ему с 8 августа 1562 до 22 августа 1566 года, и сверх того уплатить 772 ливра в счет понесенных расходов (по-видимому, речь шла о судебных издержках). Вплоть до получения присужденной суммы Жилю Бекдельевру было разрешено оставаться в должности лейтенанта по уголовным делам.

21 августа 1566 года в присутствии представителя парламента Бретани Пьера Креспена это постановление было зачитано на заседании президиала Ренна уж знакомым нам Ноэлем дю Файем. Де Кайдёка и д’Аржантре на заседании не было. Жиль Бекдельевр победил в этой длительной тяжбе[193]. Однако за то время, пока он судился, в стране начались гражданские войны. Их события не обошли стороной и Бекдельевра.

4. Эхо религиозных войн

Пока Жиль Бекдельевр томился в Нанте, мечтая оказаться в своей любимой усадьбе Мот-о-Шанселье, там происходили весьма важные события.

С лета 1559 года в Ренне начали проводить тайные собрания сторонники новой веры. Несколько десятков кальвинистов проживали в самом городе, но на собраниях к ним присоединялись и многие дворяне, жившие поблизости. Бретонский гугенот XVII века Филипп Ле Нуар, автор «Церковной истории Бретани», сын и внук протестантов, уроженцев округи Ренна, дает любопытное описание первых шагов Реформации в этом краю:

Однако некоторые опрометчиво явились к воротам Ренна, дожидаясь там утра, чтобы свободно войти в город, когда ворота откроют. Привратник, заметив подозрительное скопление людей, известил об этом каноников, и те, по словам Ле Нуара, велели «задержать девятерых наших». Судя по всему, обошлось без жертв, поскольку о казнях «еретиков» в Ренне никаких сведений не сохранилось. Но с тех пор «министр»[197] Кравье более не служил вечерю в Ренне, а перебрался в более спокойное место — в соседний городок Витре, которому суждено стать «бретонской Женевой».