Нет!

Прочь!

Веточки черники увяли. Забыла добавить воды в вазу. Будто бросила. Взяла вазу, отнесла на кухню. Из-под дивана выглянула Фига. Махнула длинным хвостом, покрутилась на месте. Было в ее поведении что-то странное. Крутится и крутится, словно не в силах остановиться.

– Фига, в чем дело? – прошептала она. Опустилась на колени, ухватила крысу. Крепко держала в руках. Ломкие усики подрагивали. – Ой, бедная моя, – тихо проговорила Роза. – Понимаю, малыша своего оплакиваешь.

Блестящие черные глазки точно расширились.

– Все просто, дружок. Наши дети, они ведь не наши на самом деле. Не принадлежат нам. Настает день, и мы должны вернуть их. Будто и не было у нас никогда детей, будто мы их никогда не рожали…

Опустила Фигу на пол. Грызун суетливо шмыгнул к люку, понюхал кольцо, прибежал обратно. Замер.

– Она там, – сказала Роза. – Убившая твое дитя.

По шее побежали мурашки.

Ей удалось прочитать пятьдесят страниц. Через силу. Каждый раз, когда мысли разбегались, она вставала и делала несколько кругов по комнате.

И снова за работу. Плохо, что в рукописи нет глав. Было бы куда проще, если бы она видела, сколько глав уже вычитано. Пятьдесят страниц – и то много.

А всего прочла семьдесят три страницы. Осталось каких-то четыре сотни. Без диалогов, пробелов и коротких строк.

Разболелась голова. Роза поняла, что забыла поесть.

Пошла на кухню, открыла холодильник. Что здесь? Да ничего. Каша для крыс. Купила в оптовом магазине манную и рисовую. Дешевле было самой приготовить, но на распродаже попались готовые каши в упаковках, очень удобно и совсем недорого. Достала коробку с рисовым пудингом, выдавила на тарелку. Молоко почти закончилось. «Нужно сходить в магазин, – подумала она. – Но не сегодня, не сейчас. После того, как дочитаю. Сейчас – работа. Ога et labora»[19].

Поела каши. Запивала прямо из-под крана.

Вчера, в это время…

Женщина направлялась к ее дому…

И она еще тут.

Там, под полом.

Не хочу. А она там.

В комнате моего сына.

Роза расплакалась.

Наклонилась и дернула на себя люк.

С такой силой, что сломала ноготь.

Женщина стояла прямо под ней. Всклокоченные, сальные волосы.

– Лучше бы ты никогда сюда не приходила! – крикнула Роза.

И зарыдала, громко, в голос. Ненавидя себя за это. Никогда раньше не плакала. И вот теперь. Но теперь слишком поздно.

– Лучше бы ты никогда не приходила в мой дом, не пачкала его!

На подбородке у женщины засохла рвота. Баюкает одну руку. Такой жалкий вид. Открыла рот, закрыла – вылитая рыба.

– Прости, – пробубнила она, – Роза, пожалуйста, прости меня.

Роза плачет. Добрый знак, да. Значит, не такая уж она жестокая и бесчувственная. Титус как-то принялся рассказывать о бывшей жене. Сразу после его развода. В том, как он говорил про бывшую жену, чувствовалась обида.

– Видишь ли, Роза привыкла твердо стоять на ногах, жить сама по себе. Ей и мужчина-то не нужен. Она чертовски сильная – как психологически, так и физически.

Нужно иметь это в виду, если Ингрид хочет пробиться к ней, одолеть. Не дать ей захлопнуть люк Она больше здесь не выдержит. Она сломается, спятит в этой крысиной яме. Кожу нещадно кололо, все тело чесалось.

– Роза, – мягко сказала Ингрид. – Пожалуйста, пожалуйста… Прости меня. Сможешь ли ты простить меня?

Роза сидела на корточках. Слезы упали прямо на лицо. Ингрид вздрогнула. Раскачиваясь взад-вперед, Роза рыдала, заходилась в стонах.

– Ты всё разрушила. Всё! Всю мою жизнь, в осколки!

– Прости меня. Роза, милая, прости.

Роза все раскачивалась, спрятала лицо в ладонях. Ингрид быстро огляделась. Журнальный столик, стулья, постель. Стеллаж с книгами. Теперь она знает, что здесь есть. В углу за спиной – подобие шкафа. О его существовании она и не подозревала.

Женщина наверху вдруг застыла.

– Роза… – пробормотала Ингрид, слова вязли на языке. – Пить, так хочется пить… Пожалуйста, могу я попросить дать мне… попить?

Она услышала, как женщина встает, как льется вода. В горле саднило. Вскоре вниз что-то полетело, упало с глухим звуком. Пластиковая бутылка с откручивающейся крышкой. Внутри плескалась вода. Ингрид наклонилась, схватила бутылку. Стиснув между коленями, открыла. Крышка упала и укатилась.

Поднесла бутылку к губам – и пила, пила. Что-то снова упало рядом. Прямо под ноги. Похоже на мягкую, сероватую колбаску.

– Это каша, – послышался сверху голос Розы.

– Ох, спасибо, – произнесла Ингрид. И тотчас, стремительно, не успев подумать: – Роза, помоги мне выбраться.

Роза стояла у люка. Ингрид видела ее ноги в черных носках, пробковые подошвы туфель. Одна нога поднялась, с силой топнула:

– Решила, что можешь мною командовать?! Да?!

– Нет, прости! – вскрикнула Ингрид. – Я не то хотела сказать, прости, прости…

Слишком поздно. Люк с грохотом захлопнулся.

Она не двигалась, ждала. Посреди квадрата едва различимого света. Скоро люк снова откроется и она снова будет умолять Розу о прощении, упадет на колени: я сделаю все, что хочешь, только отпусти. Никаких приказов, нет. Только молить и просить.

Ждет.

Вслушивается.

Тишина.

У нее есть вода. Зажав бутылку в правой руке, доплелась до кровати. Теперь она знала, где что стоит. Отпила еще несколько глотков. Подождала.

И наконец поняла, что все напрасно. Подстраиваясь под Розу, она уменьшает свои шансы. Нужна новая стратегия. Пока не поздно. Если только люк откроется снова.

Да. Так и должно быть. По крайней мере, Роза дала ей воды. И… кашу, кажется? Пластиковая колбаска. Постаралась припомнить место, куда та упала.

Ей нужна еда, она должна есть.

Голод вгрызался в нее, мешая тошноту и желание. Опустилась на колени. Но сначала пристроить куда-то бутылку, чтобы не опрокинуть. Все равно что излить воду жизни. Нащупала ножку стола, провела пальцами вверх. Столешница. Вот здесь. На две ладони от края. Поставить бутылку сюда. Безопасно.

Так вот каково это – не видеть, не ведать, слепота. Теперь это про меня. Слепая. Как много чудесного мне было дано прежде… Мысли роились в голове, навалилось отчаяние, и она, стоя на коленях, расплакалась.

Через некоторое время успокоилась. С трудом взяла себя в руки. Вспомнила про кашу. Как отыскать в темноте? Можно лечь на спину и пошарить вокруг, словно изображая ангела в снегу. Правая рука болит, но терпимо. Левую она прижимала к груди. Сумела избавиться от куртки, которая сковывала движения. Вот бы перевязать пострадавшую руку, прикрепить к телу, чтобы не тревожить. Подумала о простынях на кровати. Слишком большие. Да и сможет ли она сделать повязку без посторонней помощи? Вытащила подол рубахи, сумела перебросить его через левую руку. Закусила ткань зубами, подтянула. Боль чуточку отпустила. Теперь можно передвигаться вперед, точно плывешь на спине.