Что вечно твой, здесь или далеко,

Что я пришёл, чтобы забрать теперь с собой.

Я так долго шёл, не знал, куда же мне идти.

Устал в пути, хочу к тебе, устал один,

Так не сдавался, да надежды не терял,

Теперь нашёл тебя, мы вместе навсегда.

Со слезами счастья на глазах слушала Софья новую песню любимого. Он пел с такой душой, с такой любовью и искренностью, будто кричал всему миру о победе над всем злом. Каждый знал их историю, каждый снова переживал, а души радовались тому, что есть на свете та сила, помогающая пережить беды и сохранить самое ценное…

— Софи, — шепнула после песни подошедшая к подруге Алёна.

Она протянула записку, и та с подступившей тревогой приняла.

— Не бойся, — шепнула в поддержку государыня, словно знала о содержании послания.

Софья осмелела, раскрыв записку перед глазами, а заметивший её смущение любимый сразу уступил место следующему выступающему перед публикой.

— Нас, — протянула Софья записку подошедшему милому. — Нас зовёт на срочную беседу Шувалова, Екатерина Петровна…

— Вот как?! — удивился тот, взяв её за руку и одарив ту теплом поцелуя. — Мы непременно отправимся к ней. Уверен, всё худое позади.

— Идите, — поддержала Алёна. — Я тоже верю, что всё хорошо уже должно быть.

— Помните, Шувалова участвует лишь в добрых делах, — улыбнулась государыня, снова приняв вид, будто слушает следующего выступающего…

Оставив зал, оставив всех позади, Софья и Алексей вышли в тихий коридор. Медленно ступая подле друг друга и держась за руку, они некоторое время молчали.

— Не бойся, — прошептал наконец-то Алексей, когда остановились возле двери, за которой их ждала Шувалова.

— Всё равно боюсь, — опустила взгляд Софья, сама не понимая, почему страх постоянно возвращался, почему никак не наступало абсолютного счастья и покоя.

Когда же они уже стояли перед Шуваловой, Софья приняла из её рук конверт.

— Садись, милая, — просила Екатерина Петровна. — Это сообщение пришло нынче утром. Оно касается вашего будущего, скорого счастливого будущего.

Веря, что так и есть, Софья села в кресло у кровати той гостевой комнаты, где были, и Алексей сел напротив. Он смотрел на любимую, а сам переживал всё, что она…

Раскрыв конверт, Софья стала читать вслух. Она сама не верила написанному. То улыбаясь, то плача, теряясь в чувствах, она то смотрела на письмо, то на Алексея и Шувалову:

— По пути на каторгу… покончил с собой?… Мамонов покончил с собой… Тело привезут… Мне? Я не хочу его тела… Я не хочу его видеть, нет!

— Любимая, успокойся, — скорее принял Алексей любимую в объятия.

Разрыдавшись в шоке от того, что узнала, она ещё некоторое время не могла успокоиться. Оставившая их наедине Шувалова ушла, а Алексей продолжал успокаивать. Только с теплом поцелуев и объятий Софье становилось спокойнее.

— Всё будет хорошо, всё уже хорошо, всё обошлось, мы вместе, — перечислял любимый, целуя, и они медленно опустились на постель.

На некоторое время Софья смогла забыться и уже почти подчинилась и своему желанию вновь быть с любимым, и радости любви. Послышавшийся стук то ли в дверь, то ли за дверью заставил вздрогнуть:

— Нет, — уставилась она на закрытую дверь.

— Что случилось? — смотрел с беспокойством любимый, и она прошептала:

— Мне всё время кажется, что за мною следят, что кто-то желает причинить нам зло, — взглянула Софья в его глаза с тревогой. — Я не могу отогнать от себя страх, что нас вновь разлучат.

— Никто и никогда, любимая, — верил в обратное Алексей, но Софья вдруг резко вскочила и схватилась за шею:

— Мне плохо… Мне дурно…

Не выдержав, она скрылась в уборной, и Алексей тяжело вздохнул, понимая, что возлюбленной не на шутку нездоровится…

Глава — 44

Свежий воздух из открытого окна чувствовала Софья, когда стала просыпаться. Какое-то умиротворение ласкало душу, но воспоминания обо всём снова побеждали и возвращали тревогу. Открыв глаза, потирая грудь, в которой сердце шумело, сдавливало, она увидела любимого.

Алексей сидел рядом, любуясь ею, просыпающейся милой. Видеть его таким счастливым было для Софьи чем-то, что вновь успокаивало…

— Я не помню, как уснула, — молвила она. — Мне было так плохо.

— Всё от пережитого, любимая, — нежно смотрел Алексей. — Но доктор осмотрел тебя… Он уже ушёл.

— Что же он сказал? — чуть встревожилась та, на что возлюбленный заулыбался ещё более счастливо:

— Ты вновь носишь нашего малыша… Мы снова будем родителями.

— Снова? — прослезилась Софья, и боясь, и радуясь.

— Конечно, — уверен был любимый. — Елена моя дочь, наш первый ребёнок. Счастье теперь наше.

— Счастье, — повторила за ним Софья, а губы их скорее слились в жарком поцелуе вечной любви.

— Не замёрзни, — укутав её в одеяло, прошептал милый. — Всё ещё зимний холод… Я закрою окно.

Он поспешил к окну, но, закрывая его, остановился. Глядя на происходящее на дворе, Алексей молчал. Не выдерживая такой тишины, Софья подошла сзади и взглянула за окно через его плечо:

— Моя сестра и Антон?! Столь рано?

— Может уже хотят вернуться домой? — предположил Алексей. — Им столь не везёт пока с венчанием, как повезёт нам.

— Венчание? — вновь удивилась Софья, и любимый, глядя на беседующих на дворе, тихо спросил:

— Ты против?

— Нет, — выдержав короткую паузу, прошептала любимая. — Но я вдова… Нам не разрешат венчаться скоро… И этот малыш…

— Нет, — резко повернулся к ней любимый, нежно прижав за талию к себе. — Ты не всё знаешь… Государыня тоже вчера навестила нас, но ты спала. Она хлопочет о том, чтобы всё случилось скорее. У тебя прекрасная покровительница… Лучше не пожелаешь.

— Это удача, — смотрела Софья с надеждой на наступление счастливого периода.

— Да, — улыбался милый. — Удача у нас всегда внезапна.

— Была б бесконечной, — улыбнулась Софья, и Алексей подмигнул:

— Худо приходит и уходит, но мы выдержим всё, потому что вместе.

— Хотелось бы и для них такого, — взглянула Софья вновь на сестру с Антоном за окно, а сама прильнула к плечам любимого, так тепло её обнимающего:

— И у них будет, хоть и придётся ждать. Да они уже вместе. Дождутся, хоть пока им и не радостно.

— Да, — верила теперь во всё это и Софья.

Она смотрела в глаза любимого, он — в её, и время им теперь только помогало, уносясь скорее вперёд…

…Первый месяц лета начинался столь волнительно, столь радостно. Венчальные колокола, вечные клятвы друг другу, цветы и счастливое будущее — всё ощущалось и в душах, и в воздухе для них, венчающихся, и для друзей, приглашённых быть свидетелями сего возвышенного таинства.

Кто бы что ни пытался сказать вопреки