И, скорее всего, Ильяс Рахматулин знает, как…

Я натянула темные брюки и свитер, накинула свою старую черную куртку, и…

В этот момент мой взгляд упал на алое платье — подарок Вольфа, которое аккуратно висело на вешалке. Аккуратно, но совсем не скромно. Как выяснилось, это было очень дорогое дизайнерское изделие.

Провела по шелковистой материи, повторила пальцами силуэт.

Прекрасно. Оно прекрасно.

А что, если я и выглядела в нем так же прекрасно? Не вульгарно, не пошло, как мне казалось… Что, если я была в нем… красива?

Потому мне и позавидовала Света Вавилова, Элина и другие девушки с работы, потому ко мне прицепился навязчивый Алекс, до этого на дух меня не выносивший.

И поэтому на меня смотрел такими глазами Вольф…

Я отражалась в них. Лишь я одна. И это было страшно… Но волнующе.

Что, если мне сейчас… надеть его? Проверить это прямо сейчас. Со злейшим врагом Вольфа — Ильясом Рахматулиным. Просто — надеть и все.

На то, чтобы облачиться в наряд от Гинзы Танаки, у меня ушло на удивление мало времени. И даже пуговички застегнулись странно легко. А ведь в тот раз я так с ними мучилась!

Интересно. Когда я надела это платье на корпоратив, то как-то не обратила внимания, из какой приятной к коже и шелковистой ткани оно пошито.

И цвет. Такой красивый — винно-рубиновый…

Когда руки сами собой потянулись к черной куртке, я себя одернула.

С таким платьем — только шуба…

Дернула заколку, высвобождая волосы.

Смотреть на себя в зеркало — страшно. Обойдемся без этого.

Что я вообще делаю? Зачем так вырядилась? Мне же неважно, какое я впечатление произведу на Ильяса Рахматулина?

Или все-таки важно, потому что так он… будет охотнее говорить.

В отличие от лаконичного и сдержанного черного внедорожника Вольфа, у Рахматулина — какая-то навороченная спортивная машина с низкой посадкой кузова. Чем-то она напоминает звездолет… Наверное, потому, что кажется какой-то суперсовременной даже здесь, в комплексе «Огни Манхэттена», где все тачки — одна круче другой.

Цвет машины Ильяса красный — прямо, как мое платье. Мало того, что цвет — оттенок совпадает. Почти что тон в тон.

При виде меня он вышел из машины и самолично распахнул передо мной дверцу.

Но я и с места не тронулась.

— Ты говорил, расскажешь про Вольфа. Как… сделать так, чтобы он про меня забыл.

— Прямо посреди двора я это должен делать, что ли? — хохотнул Рахматулин. — Отличная идея. К нам могут присоединиться его соседи и вообще все в этом дворе. Им, конечно, тоже будет любопытно.

День выдался, хоть и морозным, но солнечным и погожим. Нахмурившись, я углядела у подъезда пожилых женщин. Молодые мамы прогуливались с колясками.

И все не сводили с нас глаз.

Надо же, я думала, в таких жилых комплексах не бывает бабок… Получается, этом смысле он совершенно не отличается от моего захолустного Ларюшино.

Так что в его машину мне сесть все-таки пришлось. Ну, а дальше он даже не слушать стал моих возражений, и машина сорвалась с места.

— Шикарно выглядишь, — проговорил Рахматулин.

Он то и дело отвлекался от дороги, бросая на меня пламенные взоры.

— Это правда? — вырвалось у меня. — Ты не издеваешься… то есть не шутишь?

— Ты странная, — засмеялся он. — Если я говорю девушке, что она шикарно выглядит, уж поверь мне, я имею ввиду именно это.

— Куда ты меня везешь?

— В какой-нибудь пафосный отель типа «Державы» или «Волкова». Еще в цветочный надо заскочить — засыплю постель лепестками роз. Чтобы наш первый раз совсем уж романтично. Ты какое шампанское любишь?

— Останови машину! — испугалась я. — Зря села и вообще… тебе поверила… Что на меня нашло? Останови, пожалуйста!

— Ну, ты и пуганная, — Ильяс покачал головой. — В ресторан едем. Там спокойно и поговорим о наших делах.

— У нас с тобой нет никаких дел… — прошептала я, но как-то неуверенно.

На самом деле, получается, что были. Иначе бы я не сидела сейчас в его машине.

И да, что будет, если об этом узнает Вольф? Ведь я нарушила его запрет…

— Боишься, что волчара о нашем милом свидании узнает? — Ильяс словно услышал мои мысли. — Не узнает, не переживай. Не до того ему. К бабе он поехал. К одной из своих баб.

— В каком смысле — к бабе? — вытаращила глаза я.

— А у этого может быть еще какой-то смысл? — Рахматулин выгнул бровь. — Слушай, ты точно замужем была? Такое ощущение, что нет. Реально так наивна или придуриваешься? Похоже, ты до сих пор не дала ему, лапуля. Что чертовски удивительно и забавно.

Я молчала, не зная, что на это сказать. Ильяс не был похож ни на кого из моих знакомых. Он казался совершенно нормальным, обычным, но в следующую минуту мог сказать какую-нибудь гадость. С абсолютно спокойным выражением лица.

Я не знала, чего от него ждать, и в то же время чувствовала, что он — единственный, кто может быть с Вольфом на равных.

Но удивительнее всего была моя реакция на его слова.

Какой-то укол. Вроде бы незначительный, почти незаметный, но… Укол.

Вроде бы я, наоборот, радоваться должна, что он с другой… А мне стало как-то. Тоскливо.

Странно.

Это было какое-то по настоящему дорогое, элитное заведение премиум-класса — не чета бару, где наша фирма проводила новогодний корпоратив.

Находился этот ресторанный комплекс на крыше отеля — один открывающийся через совершенно прозрачные стены вид города чего стоил! От такой красоты дух захватывало!

Когда в фойе Ильяс положил руки на мои плечи, чтобы помочь мне снять шубу, я отпрянула — не хотелось этой близости. Так вышло, что в огромное зеркало я уперлась прямо-таки носом.

И замерла.

Будто отделилась сама от себя и теперь смотрела на все со стороны. Словно красивая картинка. Фотография, на которой не я, и которой я не имею никакого отношения.

Сначала увидела позади себя потрясающе красивого мужчину с ярко выраженной восточной внешностью. Он смотрел на девушку, словно хотел вобрать в себя все ее черты.

Незнакомую мне девушку. Я ее не знала. Вообще.

У нее была точеная, но в тоже время аппетитная фигура с широкими бедрами, тонкой талией и высокой грудью, подчеркнутой вырезом алого платья. У нее была длинная шея и изящные руки. А еще — тяжелые волосы цвета спелой пшеницы.

От нее глаз оторвать было невозможно!

И это была я…

— Я все думал, что же Волк нашел в тебе. И никак не мог понять. Теперь вижу.