«С первым апреля тебя, Маришка! Классная шутка от любимого. Всё еще мною любимого, который решил стать не моим», — пронеслась в голове звонкая мысль и оборвалась немного истерическим смешком.

Илья действительно пришел на следующий день за своими вещами, которые я аккуратно собрала в два пакета. Там не было чего-то особо важного, но мне не хотелось иметь в своем доме хоть какого-то напоминания о прошлом. А Орлов стал именно таким.

При встрече не было выяснения отношений, заданных неудобных вопросов и преданных взглядов в глаза. Я держала себя в руках, решив раз и навсегда, что не покажу никому своей боли. Ни ему. Ни посторонним. Единственное, что пожелала, передавая пакеты из руки в руки, чтобы девушка, которую он выбрал вместо меня, сделала его по-настоящему счастливым, раз не смогла я. А потом, просто кивнув, развернулась и вошла в квартиру, заперев дверь. Как сползла по стенке, не чувствуя текущие по щекам слезы, и задыхалась от нехватки воздуха, пытаясь руками заглушить громкие всхлипы, почти не запомнила. Рассказала мамочка, которая очень сильно испугалась, застав меня в прихожей на полу.

Тогда родители мне очень сильно помогли. Своей поддержкой. Терпением и пониманием. И невмешательством. Нет. Мы не обсуждали произошедшего. Не обмусоливали тему, решая кто прав или виноват. Мне просто позволили переболеть. Выплакаться и пережить. Так, как я могла, как хотела, как умела.

Последующие недели были пустыми. Да и не особо запомнились. Разнообразием они уж точно не отличались, потому что я просто не выходила из дома. Этакие дни сурка. Сначала переживала истерики, заливая слезами подушку и глуша в неё свои вопли. Потом просто тихо плакала, но уже не постоянно. А когда накатывало особенно сильно. Случалось это тоже довольно часто. Потому что даже моя собственная комната помнила слишком много хороших моментов нашей пары. Затем мне хотелось тишины и покоя. И я сутками лежала на диване, смотря в потолок, жалея себя и ругая Илью. Потом картина восприятия менялась, и я уже обвиняла в произошедшем себя и оправдывала Орлова. Изо дня в день я перемалывала по крупицам каждый прожитый миг с Ильей, каждую нашу встречу, прогулку, валяние на диване, касания, объятия, понятные только нам шутки и перемигивания. Без него существование казалось нескончаемым адом. Без него я не жила. Разве можно назвать жизнью существование с разбитым сердцем? Возможно, это был юношеский максимализм, но душа кричала и корчилась в муках.

Спустя месяц, видя переживания родных, заставила себя буквально выползти из своей скорлупы и даже вышла пару раз на прогулку. Нет, к подругам меня не тянуло, я просто уходила подальше в парк, где когда-то любил прогуляться со мной Орлов, избегая людных мест. Сейчас же, с приходом весны, я была ему даже благодарна. Просыпавшаяся природа радовала набухшими почками и теплым солнышком. Май дарил тепло моему замерзшему сердцу.

Жизнь тихонько продолжалась. А я все больше делала на автопилоте. Чистила зубы, принимала душ, причесывала волосы. Улыбки тогда дошли до автоматизма, появляясь независимо от меня в нужные моменты. Я же всё больше чувствовала себя неживой. За прошедшее время сильно похудела. Некоторая одежда была закинута подальше в шкаф, потому что висела на мне, как мешок. А зеркало пугало тусклыми глазами, подчёркнутыми синяками, острыми бледными скулами и сухими, зализанными в пучок, волосами. Все мои передвижения в мае напоминали наматывание клубка: дом — Вуз, Вуз — дом. И так каждую неделю. Дипломный проект писался больше на автомате и благодаря помощи куратора, помогавшего советами и правками.

Как оказалось, мои попытки скрыть своё состояние могли обмануть знакомых, но не родных и близких. И в конце мая мамочка вместе в Лерой, объединив свои силы, буквально вынудили меня покинуть дом не только для посещения Вуза. Лера отмечала День рождения. Подружка не принимала отказов и буквально умоляла меня посетить важное для нее событие. Скрепя сердце, я согласилась. Празднование проходило в нашем любимом когда-то клубе.

О, само гулянье вылилось в довольно веселое и массовое мероприятие за счет друзей Славы — парня Леры, с которым она уже встречалась полгода. Оккупировав несколько соседних столиков и соединив их с разрешения администрации клуба в один большой полигон для закусок и напитков, ребята от души развлекали девчонок, отвешивая бесконечные комплименты и тосты Валерии, шутили и балагурили. Даже я попала под их обаяние и буквально отдыхала душой, впервые не варясь ежеминутно в своей боли.

Правда, не долго. До того момента, как в бар в компании своих неизменных друзей в обнимку с белокурой нимфой с фотографии не завалился Илья. Орлов явно находился в приподнятом настроении, его улыбка то и дело становилась больше, когда он весело о чем-то переговаривался с Олегом и Дмитрием. Рука парня собственнически обнимала девушку за плечи и иногда поглаживала.

Хотелось бы, конечно, сказать, что он почувствовал мой взгляд, но скорее просто сканировал пространство на наличие свободных мест. Наши взгляды пересеклись практически сразу. Улыбка Орлова замерзла буквально на несколько мгновений, пока мы просто рассматривали друг друга через расстояние в десятки метров. Затем разорвал зрительный контакт и посмотрел на свою спутницу, которая тоже, оказывается, меня заметила и теперь явно отвлекала своего молодого человека от лицезрения меня. Только ухмыльнулась на эту милую сцену, когда Орлов снова решил уделить мне внимание.

Покачав головой, отвернулась к молодому человеку, который пытался привлечь моё внимание словами, но потерпев поражение, взял за руку. Меня настоятельно звали на танцпол, где только что заиграла медленная композиция. Подключившаяся Лера не дала отказаться, и мы с, как позже узнала, Иваном отлично провели время, учитывая, что медляки шли парой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Потом, вспоминая ту нашу встречу в Орловым, мне не единожды хотелось сказать спасибо подруге, заставившей прийти в клуб. Именно этого, как оказалось, мне не хватало все дни добровольного саморазрушения. Самой увидеть Илью с другой. Увидеть и поставить точку. Свою. Точку. В нашей истории. Или моей. Да это уже было и не важно.

Главное, в тот вечер я, можно сказать, прозрела окончательно. И время начало свой ход с нуля.

Потому что, придя домой после клуба, я уговорила родителей отпустить меня жить в Питер. Правда, сильно их и уговаривать не пришлось. Они меня всегда хорошо понимали, и то, что в маленьком городе я неизменно буду задыхаться, встречаясь со своим прошлым в самых различных местах, и то, что я готова, наконец-то, двигаться дальше.