– Понятия не имею, это же не моя сумка, – благодушно откликнулась старушка, разрумянившаяся от кофе.

– Не ваша? А чья? – удивилась я, внимательно рассматривая баул у себя под ногами. Логотип с буквами «ВС», красовавшимися на боковом кармашке, показались мне странно знакомыми. Я сразу же вспомнила, что видела точно такие же, когда Аркадий показывал фото Феликса. Эти буквы отчетливо виднелись над головой начальника безопасности Культурного центра, и это, насколько я теперь понимала, было отнюдь не случайное совпадение.

– Дело в том, – терпеливо начала объяснять Кира Ивановна судьбу сумки, – что решение ехать в Янтарный город посетило меня внезапно.

Она пошевелила пальцами, подбирая слова, чтобы объяснить свое состояние в тот момент, и радостно выдохнула, найдя подходящее определение:

– Как озарение снизошло, вот. После очередного собрания я подошла к Гуру Ма и сообщила ей, что прямо сейчас готова отписать обществу «Истина Соло» свою квартиру, чтобы стать «пятитысячницей» и улететь на Алтай. Лидия воодушевилась и сказала, что мне невероятно повезло, – как раз этой ночью в Янтарный город летит вертолет с братьями и сестрами, заслуживающими лучшей жизни. Мне только и надо собрать вещи и подъехать к одиннадцати часам вечера к Культурному центру. Нас посадят в автобус и отвезут к вертолету, на котором мы и отправимся к Моне Роз. В первый момент я обрадовалась, но потом вспомнила, что мне не во что уложить вещи. Большой сумки я не имею, чемоданы для этого не подходят – все-таки еду навсегда, и взять с собой нужно как можно больше. Тогда я сказала Лидии, что не поеду, что уже поздно, и я не могу прямо сейчас пойти и купить сумку, и милый мальчик Миша, который работает в центре охранником, откуда-то принес эту самую сумку и отдал ее мне. Я тоже обратила внимание на прорехи и сперва хотела их зашить, но потом закрутилась, да так и поехала с дырками.

Дослушав повествование Киры Ивановны, я тронула клиента за плечо и спросила:

– Аркадий Всеволодович, вы показывали мне снимок Беляковича. Вы, случайно, не припомните, где вы его фотографировали? И что это за буквы – «ВС»?

– Ну, разумеется, я помню, где делал этот снимок, – надменно ответил наш пилот. – Слава богу, на память не жалуюсь. Год назад проходила выставка охранных устройств для дома и офиса. А стенд, на котором я сфотографировал Беляковича, принадлежал китайской фирме, заключившей с нашим центром договор на поставку устройств.

– То есть все камеры слежения установлены специалистами из этой фирмы? – уточнила я.

– Ну да, – откликнулся Аркадий.

– А как, хотела бы я знать, у охранника Михаила очутилась их фирменная сумка и почему она прорезана?

– Разве я похож на охранника Михаила? – сердито посмотрел на меня Аркадий. – Прилетим в Москву – у него и спросите.

– Где находятся мониторы и пульт управления камерами слежения? – на лету ухватила мою мысль журналистка Лисянская.

– Не понимаю, к чему этот вопрос, но так уж и быть, отвечу на него, – промямлил мой сбитый с толку подзащитный. – Естественно, все мониторы расположены в комнате охраны на первом этаже. Сразу же за кабинетом Лидии, чтобы вам было понятно.

– И последнее, – не отставала я. – Аркадий Всеволодович, припомните, пожалуйста, кто дежурил в Культурном центре накануне ограбления?

– Валера дежурил в день перед ограблением, а в девять утра заступил Михаил. Он-то и обнаружил, что дверь в кабинет Лидии взломана, сейф открыт, а Ухо Энки исчезло.

– Ради бога, – непонимающе переводя взгляд с одного говорящего на другого, взмолилась Кира Ивановна, – только Мишу сюда не впутывайте! Мальчик всего лишь одолжил мне сумку.

* * *

Везти Киру Ивановну домой было сущим мучением. Всю дорогу секретарша хвасталась своей прозорливостью и предприимчивостью и успокоилась только тогда, когда я передала ее с рук на руки ее гражданскому мужу адвокату Грачеву. После этого я высадила Жанну у девятиэтажки в Строгине и только тогда поехала к себе на Красные Ворота. Добравшись до дома, я приняла душ, забралась в кровать и проспала до обеда следующего дня.

В шесть часов вечера я сидела в кабинете следователя Оболенского напротив благообразной дамы в синем берете. Она-то и оказалась тем самым фармацевтом, на которого ссылалась Лидия Сергеевна в разговоре со своим благоверным. Олег просматривал бумаги, предоставив мне самой допрашивать свидетельницу, которая назвалась Натальей Петровной Симоновой.

– Скажите, Наталья Петровна, вы помните свое дежурство в ночь с первого на второе апреля? – приветливо начала я, по привычке рисуя в блокноте смешные рожицы.

– Вы знаете, как ни странно, помню, – улыбнулась женщина. – Мы с мужем прожили душа в душу двадцать лет, а тут Виталик мне заявил, что уходит к учетчице из их троллейбусного парка. Я отправилась на ночное дежурство сама не своя, очень переживала, даже весь вечер плакала. А в четыре часа утра прямо у аптеки остановился троллейбус моего Виталика – муж водителем работает. Троллейбус был разукрашен воздушными шариками. Виталик погудел и, когда я выглянула в дверь, закричал: «Ты что, Наташка, поверила? Вчера же было первое апреля!» Я стала его ругать – тише ты, людей разбудишь! А муж рассмеялся и крикнул, что любит меня так же сильно, как и двадцать лет назад. Потом Виталик занес ко мне в аптеку букет белых роз и уехал.

– А красную машину рядом с аптекой вы видели?

– Ну да, стояла неподалеку от входа красная машина, – согласилась свидетельница.

– В ней кто-нибудь сидел, вы не заметили? – задавала я наводящие вопросы.

– Как-то не обратила внимания, – смутилась Наталья Петровна.

– А когда Виталик в любви вам признавался, никто из машины не выходил?

– Никто, это точно. Я бы запомнила.

– А покупатели в ту ночь у вас были?

Фармацевт задумалась на несколько секунд, а затем утвердительно кивнула головой.

– Около шести часов утра была одна покупательница, она приобрела тенотен – успокоительные таблетки. Я ей посоветовала это средство, женщина просила что-нибудь от нервов. Как только она вошла, я сразу же заметила, что посетительница очень раздражена.

– И в чем это выражалось? – поинтересовалась я.

– Ну-у, – неуверенно протянула Наталья Петровна, – она злилась на своего благоверного, называла его козлом, говорила, что он где-то шляется, а ей остается всю ночь торчать в машине и ждать, пока он нагуляется и заявится домой. Должно быть, дама рассчитывала, что я поддержу разговор о вероломстве мужчин, но мне после Виталиного признания было неприятно слушать гадости про мужа, пусть даже и чужого, и я сделала вид, что не слышу ее разглагольствований. Покупательница была так расстроена, что забыла забрать сдачу с тысячи рублей, и когда я побежала ее догонять, то увидела, что женщина садится в машину.

– Какая это была машина, вы не припомните? – оживилась я.

Свидетельница растерянно посмотрела на меня и пробормотала: