– Ага, я понял.

– Я никогда не хотела, чтобы что-то помешало ей вершить месть. Но теперь появился этот парень. Думаю, его зовут Райдер. И он никак не идет у меня из головы.

– Вот оно как.

– Но никакой любовной линии не будет! Могу сразу тебе это сказать.

Я выдавил улыбку.

– Не будет?

– Нет. – Зельда подняла взгляд, чтобы посмотреть мне в глаза. – У Киры слишком много проблем, чтобы строить с кем-то отношения.

– Понял.

Видимо, ремень моей сумки за день успел натереть мне грудь. Я провел рукой по месту, которое неприятно жглось.

– Пока не знаю, кто он, – продолжила Зельда, – но думаю, что…

Она бросила взгляд на свою работу.

– Думаю, что я двигаюсь в правильном направлении. И я хотела спросить… не можешь ли ты…

Я растерянно моргнул.

– Зельда, что именно ты хочешь спросить?

Она фыркнула, но на ее губах играла едва заметная улыбка.

– Тебе нужно все разжевывать, да? В общем, видимо, ты для меня – что-то вроде музы. До нашей вчерашней революционной дискуссии я даже примерно не представляла, что менять в этой проклятой книге. Возможно, у тебя талант, Коуплэнд. И Дарлин говорила, что ты писатель. Это правда?

– Нет, ничего подобного. – Я потер затылок. – Иногда я пишу письма, и на этом все.

Зельда взяла со стола счет за коммунальные услуги, который я на днях собирался отправить по почте.

– Это ты пишешь таким крохотным и аккуратным почерком?

– Да.

Она бросила счет на стол.

– В общем, система такая: комиксы сначала рисуются карандашом, потом обводятся чернилами. Иногда это делает один и тот же человек, но есть еще один участник процесса, которого называют шрифтовиком. Она – или он – занимается всеми диалогами и любыми видами текста. И зачастую оба этих художника вместе работают над сюжетом.

У меня округлились глаза.

– Ты хочешь, чтобы я вместе с тобой работал над твоим графическим романом?

Она закусила губу.

– Да. Наверное. Не знаю. Я не из тех людей, которые любят делиться, особенно если речь заходит о творчестве. Но твои вчерашние слова о моей истории… – Она покатала по столу цветной карандаш. – Будет логично добавить в нее контрастного героя. Потому что люди узнают о себе что-то новое, когда кто-то ставит их взгляды под сомнение, как думаешь? Я не говорю, что она превратится в пацифистку и перестанет отстреливать больных ублюдков, издевающихся над детьми. Но, возможно, если кто-то начнет задавать ей сложные вопросы, то станет понятнее, какая она на самом деле. И это поможет мне найти то, чего хотят в издательствах. Душу этой истории. Ее душу.

Я не мог поверить, что она доверила мне эти мысли. Это невероятно мне льстило. И совершенно противоречило моему намерению держаться от нее на расстоянии.

– Зельда…

– Есть и практическая выгода. Если все пойдет хорошо, это может принести какие-то деньги. Если ассистентке редактора понравится то, что получится. Мне кажется, если у меня – у нас – получится внести изменения, которые она хочет увидеть, мы можем получить контракт!

– Это твоя книга, Зельда. Я не хочу отнимать у тебя деньги за то, что нацарапаю пару буковок на листе бумаги.

Она фыркнула.

– Ты даже не представляешь, как тяжело нормально выводить буквы. Ненавижу этим заниматься. Именно поэтому я в таком восторге от твоего почерка, который напоминает чертов печатный шрифт! Но самое главное, Бекетт, ты можешь помочь мне сочинить саму историю. И если мы заработаем на ней какие-то деньги, то поделим их пятьдесят на пятьдесят, потому что показать эту книгу миру для меня гораздо важнее, чем заграбастать чек.

Я потер щетину на подбородке.

– В старших классах я писал неплохие рассказы. Учителя постоянно расхваливали их направо и налево.

Лицо Зельды озарилось, и в ее зеленых глазах вспыхнул золотой огонек.

– А тебе нравилось писать рассказы, которые постоянно расхваливали учителя?

Я улыбнулся.

– На самом деле да.

Я покачал головой, не веря тому, что происходит, и услышал свой ответ как будто со стороны:

– Да. Без проблем. Я в деле.

Зельда посмотрела на меня, прищурившись.

– Так, постой, Коуплэнд. Не говори «да» только потому, что я прошу о помощи. Не нужно соглашаться из-за того, что тебе меня жаль, или из-за того, что чувствуешь себя обязанным вечно делать благие дела. Берись за это, только если сам хочешь. Иначе я жутко на тебя разозлюсь.

Я рассмеялся.

– Нет, я хочу. Правда. И я польщен, что ты приглашаешь меня поучаствовать в своей работе.

Она бросила на меня еще один недоверчивый взгляд, но в ее глазах по-прежнему горел огонек, и это было очень красиво.

– Ты уверен?

– Я уверен.

И это действительно было так. К своему удивлению, я правда хотел заняться этой работой. Наконец начать что-то создавать, а не просто развозить заказы других людей или убирать со столов, после того, как они поедят.

– И, пожалуйста, не спорь со мной насчет денег, – произнесла Зельда. – Мы поделим пополам все, что принесет этот паршивец, даже если этой суммы хватит только на обед по однодолларовому меню в Макдаке. Даже в этом случае мы разделим ее поровну.

Я рассмеялся еще сильнее. Господи, что за девочка.

– Хорошо, черт побери. Хорошо!

По лицу Зельды начала расплываться улыбка, сверкавшая так же ярко, как ее глаза. Она протянула мне руку, и я пожал ее.

– Добро пожаловать на борт, Коуплэнд, – сказала она. – А теперь, пока у меня не подгорел рулет, слушай свое первое задание.

Она постучала пальцем по пустому пространству над головой парня, появившегося за спиной Киры, чтобы ее остановить. Над головой Райдера.

– Что он говорит? – мягко спросила Зельда. – Какие слова он может подобрать, чтобы уговорить ее сменить направление? Чтобы заставить ее свернуть с дороги мести, ужаса и боли?

Я взглянул на прекрасную, умную девушку, сидевшую рядом со мной. Я не заслуживал шанса быть счастливым – в отличие от нее. Я не мог даже вообразить, каково ей пришлось, когда ее сестру похитили прямо на ее глазах. Не мог представить груз вины, лежавший на ее плечах из-за того, что она не смогла это предотвратить. Я понимал: даже если я тысячу раз повторю, что в этом не было ее вины, она мне не поверит. Эти слова никогда не доберутся до ее сердца.

Но, возможно, я могу помочь ей сделать шаг вперед, оставив ярость и боль позади. Помочь ей встать на путь, который приведет ее к чему-нибудь новому. К душевному покою.