– Люблю тебя, – сказал он.

– И я тебя люблю.

Я ждала маму в коридоре перед дверью в ванную. Она вышла, вытирая глаза, а увидев меня, улыбнулась дрожащими губами.

– Праздники никогда не будут даваться мне легко, – сказала она. – Может быть, станет только немного легче.

– Я знаю.

Я открыла портфолио дрожащими руками и вытащила оттуда маленький рисунок, на котором были изображены Розмари и я. Маленькие сестренки, купающиеся в золотом свете и держащие в руках шарики своих любимых цветов. Я нарисовала себя совсем маленькой. Чтобы быть для Розмари лучшей подругой, а не только сестрой.

Мамины руки тоже дрожали, пока она вглядывалась в эту небольшую картину.

– Вот так я вижу ее. Нас. Вместе, – проговорила я. – И это мне помогает. Я подумала, вдруг этот рисунок поможет тебе тоже увидеть ее такой.

Мама поднесла руку к губам. На ее глаза навернулись слезы.

– Зельда…

– С Рождеством, мама.

Она притянула меня к себе и заключила в долгие объятия. Все годы, которые я, терзаемая виной, провела вдали от ее рук, стерлись навсегда.

Обед длился два часа и окончился поеданием тирамису, которое приготовила бабушка Стелла. Потом мы переместились в гостиную и расселись у горящего камина. Разговоры, вино и бренди потекли рекой. Не знаю, было ли дело в жаре, исходившем от огня, или в выпивке, но мое лицо горело все сильнее и сильнее; наконец я сказала остальным, что выйду подышать свежим воздухом. Я заметила, что Бекетта нигде не было видно. Равно как и моего папы.

Я поднялась в гостевую комнату и вышла на балкончик, с которого открывался вид на улицу.

Зимний воздух приятно холодил щеки и помогал выбраться из пищевой комы. Через пару минут стеклянная дверь за моей спиной отъехала в сторону и на балкончик зашел Бекетт.

– Привет, – сказал он, обнимая меня со спины.

– И тебе привет. Здесь так красиво, правда?

На улице было тихо. Из окон домов напротив лился теплый желтый свет, и на фасаде каждого мерцала разноцветная гирлянда. Небо над нашими головами казалось черным и было слегка подсвечено звездами.

– Правда, – согласился Бекетт. – И ты безумно красивая.

Он повернул меня лицом к себе и поцеловал.

– Мы с твоим папой только что отлично поболтали, – сказал он.

– А я думала, куда вы пропали, – произнесла я. – А о чем говорили? Дай угадаю – об американском футболе.

Он пожал плечами, глядя куда-то за мое плечо.

– О том и о сем. О всяком. О жизни. О будущем.

Я прищурилась, всматриваясь в его лицо.

– У тебя какой-то странный вид.

– Какой вид? – Он, как обычно, говорил с иронией, но в его тоне звучали нотки волнения.

– Как будто ты скрываешь какой-то секрет.

– Я как открытая книга. Спрашивай у меня все, что хочешь.

– Ты можешь об этом пожалеть, Гудвин, – предостерегла его я. – С чего бы мне начать?

– Можешь спросить, что лежит у меня в кармане?

– Похоже на начало пошлого анекдота.

Он покачал головой.

– Примерно через восемь секунд тебе станет стыдно, что ты это сказала, Росси.

Я рассмеялась.

– Да ну?

Его голос стал очень мягким.

– Ага.

Бекетт достал из кармана пальто черную бархатную коробочку и начал вращать ее в руке.

Я словно со стороны услышала, как из моего горла вырвался тихий возглас. По груди начало разливаться покалывающее волнение. Ледяной воздух не мог сравниться с теплом, которое накрыло меня с головой.

– Бекетт…

– Ничего не говори, – попросил он. – Если ты что-то скажешь, то я забуду все слова, которые приготовил, и вместо красивой речи из моего рта вылетит какая-нибудь нелепость, типа: «Я и ты – поженимся, да, нет?»

Я прижала руки ко рту, стараясь подавить не то смех, не то всхлип – я сама не знала, что именно.

Мужественное лицо Бекетта приобрело мягкое выражение, и он взял меня за руку.

– Зельда, – начал он и неловко улыбнулся от того, как хрипло прозвучал его голос. Эта улыбка была самой очаровательной на свете. Бекетт сглотнул и начал еще раз.

– Зельда, то, что я сказал «да», когда ты предложила стать соседями по квартире, было лучшим решением в моей жизни. И я часто думаю, сколько храбрости тебе понадобилось, чтобы озвучить этот вопрос. Чтобы попробовать еще раз, когда судьба сбила тебя с ног. Тем вечером ты дала такую возможность и мне. Шанс попытаться снова, когда я уже поставил на себе крест.

– Тогда в моем сердце тоже не оставалось никакой надежды, – прошептала я. – Бекетт, без тебя я бродила на ощупь в темноте. А ты нашел меня. И привел домой.

– Ты и есть мой дом, малышка, – сказал он. – Я всегда хочу быть только рядом с тобой.

Бекетт страстно меня поцеловал и открыл коробочку. Внутри лежало кольцо из белого золота с квадратным бриллиантом. По двум сторонам от камня тонкими серебряными капельками были выложены две маленькие бабочки, а в их крыльях сверкали бриллианты поменьше.

Бекетт опустился на одно колено и достал кольцо из коробочки.

– Ты и я, Зэл, – проговорил он хриплым, дрожащим голосом, надевая кольцо на мой палец. – Что скажешь? Ты выйдешь за меня замуж?

В это мгновение я представила себе сцену, нарисованную чернилами на бумаге. Одинокий помощник официанта и отчаявшаяся девушка, которой некуда идти, сидят на ступеньке в холодном переулке и курят одну сигарету на двоих. Я вспомнила обо всех добрых поступках, которые привели нас к этому моменту – в этот дом, полный любви и радости. Все началось с того, что Бекетт сказал мне «да» и привел в свою квартиру. И закончится прямо здесь и сейчас, когда я отвечу «да» на вопрос о том, стану ли я его женой.

Я посмотрела в насыщенно-синие глаза Бекетта, в которых читалась бездонная любовь ко мне. А из моих собственных глаз потекли слезы – совершенно не из-за ветра, а из-за абсолютного, безмерного счастья.

– Да.