Я – лишь экспозиция, в которой не бьется пульс.

– Ты не теплая и пушистая, и что с того? Бэкс тоже не из таких. Снаружи он крепкий орешек, но внутри – очень нежный.

Я бросила на нее взгляд. Она постоянно клялась, что они с Бекеттом всего лишь друзья. И ее настойчивые попытки нас свести казались вполне искренними. Но что, если за этими словами она лишь скрывала свои истинные чувства к парню, которого она считала – по ее же собственным словам – лучшим человеком в мире?

От этой мысли у меня заныл живот. Дарлин стала для меня не просто близкой подругой – она стала человеком, которого мне хотелось защищать. Судьба изрядно ее потрепала, и у меня складывалось впечатление, что от жизненных перипетий у нее голова шла кругом; ее руки и сердце стремились уцепиться за что-то надежное.

Вот еще одна причина, по которой нашим отношениям с Бекеттом не следует выходить за рамки дружбы.

Я взяла Дарлин за руку и легонько сжала ее.

– А сейчас нам нужно сосредоточиться на покупках, Дар. Иначе нас настигнет Проклятие торговых центров.

– Это еще что такое?

– Это когда ты заходишь в магазин, планируя потратить двадцать баксов, а выходишь из него, потратив сотню – на десяток разных ненужных вещей.

Она широко улыбнулась и взяла со стеллажа сиденье для туалета с изображением Санта-Клауса на крышке.

– Эта штука мне точно нужна!

– О нет! Мы опоздали…

Несмотря на то, что мы пытались сопротивляться, как могли, я в конце концов тоже попала под проклятие. Я потратила шестьдесят долларов на маленькую елочку, украшенную крошечными красно-зелеными огоньками, две светящиеся белым гирлянды и небольшой коврик – я и не догадывалась, что он мне нужен, пока его не увидела. Но у нас в квартире был кошмарный серый пол, а ковер радовал глаз узором из частично наложенных друг на друга квадратиков, цветами напоминавших драгоценные камни. Он выглядел достаточно мужественно для Бекетта и достаточно оригинально для меня.

Мы с Дарлин возвращались домой на метро, когда она задала неизбежный в праздничный сезон вопрос:

– Ты будешь тут на Рождество?

Я сильнее сжала поручень.

– Пока не знаю. Наверное, надо позвонить родителям и тогда уже решать…

Я замолчала, надеясь, что эта тема сойдет на нет, как и мой голос.

Дарлин вздохнула.

– Бэкс наверняка останется дома, хотя я готова поспорить, что Рой, как и в прошлом году, пригласил его к себе.

– Кстати, что ты можешь о них сказать? – спросила я. – Пару недель назад Рой и его жена сводили нас в кафе. Предполагалось, что им необходимо познакомиться со мной по условиям условно-досрочного освобождения Бекетта. Но на самом деле это больше напоминало воскресный семейный ужин.

– Я не удивлена. Рой сразу же полюбил Бэкса. От большинства инспекторов такого не дождешься. Хотелось бы мне, чтобы мой инспектор был хотя бы вполовину таким же хорошим. Но он тот еще козел.

Она пожала плечами.

– У Роя и его жены нет детей, может быть, поэтому они так классно к нему относятся. А может быть, они просто классные люди.

– Думаешь, Бекетт проведет Рождество с ними?

Дарлин вздохнула еще раз.

– Вряд ли. Он так и не пришел в себя после ограбления. Он же тебе рассказал, да? Как муж с женой пришли домой и муж умер?

– Да, рассказал.

– Это съедает его изнутри, хоть он и не виноват. Просто так получилось. Но он постоянно сам себя наказывает, такой вот он дурачок.

Эта беседа быстро становилась слишком откровенной. Я почувствовала себя неловко, что мы вот так обсуждаем Бекетта за его спиной. К счастью для меня, Дарлин меняла темы разговора по щелчку пальцев.

– Ненавижу это время года, – сказала она. – Зимой мне всегда так одиноко, понимаешь?

– У тебя есть родственники, к которым можно сходить на Рождество? – спросила я.

– Да, конечно. Они живут тут, в Куинсе. Только вот моя сестра не такая кошмарная неудачница, как я. Она будет без конца рассказывать о том, какая у нее крутая работа, охрененный муж и зашибенный накопительный пенсионный план, бла-бла-бла.

– Ты не кошмарная неудачница.

– Ну да, ну да, – ответила она. – Может, мне просто надо с кем-то переспать. Ничего так не поднимает настроение, как сногсшибательный оргазм!

Маленькая старушка, сидевшая впереди нас, кивнула укутанной в платок головой.

– Ты совершенно права, милая.

Мы с Дарлин переглянулись и расхохотались. Громко и от души, так что на глазах выступили слезы – самая приятная их разновидность из всех возможных. И в течение этих нескольких секунд Дарлин была безгранично счастлива. Старушка посмеялась с нами и мне захотелось ее расцеловать за то, что она разогнала тучи, сгустившиеся над головой моей подруги.

Я мысленно запечатлела Дарлин такой, какой она была в этот момент, и постаралась сохранить этот образ в памяти, надеясь когда-нибудь передать его чернилами на бумаге.

Я добралась до дома в четыре, пошатываясь под весом покупок. Бекетт уже ушел в ресторан отрабатывать субботнюю смену, но аромат его одеколона все еще витал в воздухе.

Я поставила елку на край стола у окна – позади моих разбросанных рисунков и листков, на которых Бекетт тренировал свои шрифты.

Потом я повесила гирлянды на стену напротив входной двери, от кровати Бекетта до угла, граничившего с кухней.

Солнце уже почти зашло. Я выключила омерзительную флуоресцентную лампу, располагавшуюся посередине потолка, и зажгла огоньки. В сумерках их приглушенное свечение смотрелось очень красиво, как будто у стены танцевали мотыльки.

Мне вдруг вспомнилось, как однажды летом родители возили нас с Розмари в Пенсильванию на фестиваль мотыльков. И выражение, появившееся на лице Рози, когда она поймала одного из них в ладошку…

Я сделала глубокий вдох, проталкивая воздух в легкие и прогоняя воспоминание из головы. Но на календаре было уже пятнадцатое декабря. Я больше не могла откладывать этот звонок. Это было бы нечестно по отношению к маме с папой.

Я достала телефон и села за стол, на котором лежал мой графический роман. Точнее, наш графический роман. Наш с Бекеттом.

– И твой тоже, Рози, – прошептала я в сумрак, в котором витали светлячки. В окнах многоэтажки напротив загорался свет. За этими желтыми, теплыми прямоугольниками находились какие-то люди. Готовили ужин, смотрели телевизор всей семьей. Они были полны жизни. Они были вместе.

Я пролистала список контактов. Мой палец на мгновение завис над зеленой кнопкой, но все же ее нажал.

Мама ответила на третьем гудке, и я представила, как она стоит на своей современной кухне рядом со старым дисковым телефоном оливкового цвета, висящим на стене. Она не хотела выкидывать этот допотопный агрегат, который своим шнуром словно держал ее на поводке, не позволяя отойти слишком далеко и привязывая ее к человеку, с кем она говорила.