лицо встретилось с моим, благоговение так ясно выражалось на его лице, я поняла, что ошиблась. Потому что ни что не могло превзойти этот момент.

В этот момент я поняла, что это было не просто занятие любовью. А что-то большее, более глубокое, пульсирующее между нами. И тогда мое сердце разбилось, потому что, какая бы искра не вспыхнула между нами, у нее не было шанса разгореться.

Слезы наполнили мои глаза, у нас не было будущего. Мы были из двух разных миров. Мы не были написаны на звездах.

— Я знаю, — сказал Ахилл хриплым голосом.

Я повернула голову и позволила себе посмотреть ему в глаза. Его грудь расширилась, когда он тяжело вздохнул.

— Знаю.

Он лег набок и заключил меня в объятия, прижав мое лицо к изгибу своего плеча и шеи.

— Никогда не может быть ничего более этого…

— Ахилл, — с болью прошептала я, услышав печаль и смирение в его голосе.

— Ты не часть этого мира, а я не часть твоего

Мне больше нечего было сказать. Это была правда, и никакие легкомысленные чувства или пустые обещания никогда ничего не изменят.

Поэтому я расслабилась у его груди, наслаждаясь каждой секундой, что у нас осталась. Рука Ахилла лениво перебирала мои волосы, а я смотрела в окно на идущий дождь.

Масляная лампа мерцала на ветру, золотые блики танцевали на белых стенах. Мои глаза затерялись в трансе настолько, что я чуть не пропустила, как Ахилл глубоко вздохнул, а затем тихо сказал:

— Они говорили, что я был отстающим.

У меня внутри все сжалось. Я замерла, каждый мускул в моем теле напрягся.

— Они сказали, что я тупой, и ничто этого не изменит.

Я поморщилась. Моя грудь раскололась надвое от смущения в его голосе. Я ничего не сказала. Я не хотела давить на него или говорить что-то, что помешало бы ему открыться.

У него больше не было отца. Некому было разделить его боль.

Я могла бы стать этим человеком для него сегодня вечером. Он нуждался в этом от меня. Я не могла отдать ему свое сердце, поэтому этого было бы достаточно.

Когда взойдет солнце, все это станет сном.

Поэтому я молилась богу и умоляла его удержать тьму как можно дольше. Чтобы наши звезды продолжали сиять, а дождь лил как из ведра… чтобы у меня было время попрощаться.

Глава 9

Ахилл

Кареса превратилась в статую в моих руках. Я был взволнован, когда обнажил свой стыд. Мой отец всегда говорил мне, что я не был дураком, что моя слабость в академических науках не определяла ни меня, ни насколько я был умен. Но я был уверен, что он говорил это только для того, чтобы я почувствовал себя лучше.

Я не был таким как все. Учителя, и даже король, позаботились о том, чтобы я это знал.

— Он предназначен не для науки, а для полей, — говорил король Санто моему отцу.

Я всегда находил странным то, что мог использовать руки, чтобы создать вино, но в ту же минуту, когда пытался держать карандаш или ручку, мои пальцы не слушались.

Я даже не мог написать свое имя.

— Когда… я смотрю на слова на странице, они не имеют смысла. Линии расплываются, а буквы скачут, — у меня перехватило дыхание. — Мои глаза не видят того, что видят другие, когда они читают. Мой мозг не функционирует, как у всех остальных.

Я рассмеялся невеселым смехом.

— Я говорил о Платоне и книгах Толкина, но я не осилил больше пары страниц в своей жизни. Мои глаза устают от попыток расшифровать каждое слово, и я так расстраиваюсь, что мне приходится бросать, — я вздохнул, мой желудок сжался. — Может я просто тупой, вот и все. Может учителя и король Санто были правы — учеба не для меня.

Услышав мои слова, Кареса вскинула голову. Ее кожа все еще была покрасневшей после нашего занятия любовью. Но ее мягкое выражение лица сменилось таким суровым, что это застало меня врасплох

— Они были неправы, — сказала она. — Они все были так сильно неправы, что это приводит меня в бешенство.

Я удивленно заморгал.

Кареса выскользнула из моих рук, перевернулась на живот и сложила свои руки на мой торс.

— Ахилл, ты не дурак. Достаточно побыть с тобой несколько минут, чтобы увидеть, что ты один из самых ярких и очень талантливых людей на всей земле, — она закрыла глаза, успокаивая себя.

Я не отрывал своего взгляда от нее, пока ее комплимент просачивался в мои кости.

Она открыла свои глаза.

— Я недостаточно квалифицирована. У меня нет официальных бумаг, чтобы диагностировать тебя. Но думаю, что у тебя дислексия и, возможно, диспраксия. Эти два понятия обычно идут рука об руку. — Ее глаза сузились. — Итак, давай проясним одну вещь. Ты не тупой. Твой словарный запас обширен, твое понимание любой заданной темы обширно и обоснованно. Ты не глуп, Ахилл, и ты недооцениваешь себя, позволяя этой лжи пустить корни.

— Что такое дис… дис… — я покачал головой, не в силах повторить название.

— Дислексия — это когда мозг изо всех сил пытается связать слова. Это не редкость, и в этом могут оказать огромную помощь специализированные персональные программы. Диспраксия имеет много форм. Это когда некоторые из двигательных навыков не так сильны, как другие. Возможно, именно поэтому тебе трудно держать ручку, но ты можешь легко держать поводья и делать вино. Здесь нет четкой схемы. Все люди разные. Некоторые задачи, которые ты считаешь трудными, даются легко; в то время другие — простые задачи, — могут казаться самыми сложными в мире.

— Мне так же трудно разливать вино по бутылкам. Больше ничего, но я испытываю трудности, когда дело доходит до розлива, — застенчиво признался я. — Маленькие детали, которые используются в этом процессе, мне трудно контролировать.

Кареса кивнула, будто это имело смысл. Ничто из этого никогда не имело для меня смысла, но она поняла мою проблему за считанные секунды.

— Это может быть не понятно, но давай я попробую объяснить. Представь себе, что обычный путь к чему-то заблокирован упавшими ветками. Нам просто необходимо найти другой путь, и его возможно найти, каким бы он ни был, — она сжала свои губы, выглядя такой восхитительно свирепой. — Я не позволю тебе думать о себе, как о недостойном или неполноценном. Ты не такой. Я не хочу это принимать, и ты не должен принимать себя таким.

Она резко остановилась. Даже мой отец не боролся