Я непроницаем, я вижу, но не понимаю.

Я слышу, и мне знакомы слова, но я не могу связать их по смыслу.

И есть ли он в них – смысл?

На мне серая роба и большие наручники, на моих исхудавших запястьях они выглядят несуразно.

Кто-то меня осудит…

Наверное, тот, кто завидовал мне тогда, когда я извинялся, кто не завидовал – тот поймет, так как, по всей видимости, стяжал свое счастье.

Я в своей камере, неизвестно сколько времени, потому что оно застыло.

Лежу в одном положении примерно треть того, что могло пройти.

Я превратился в мысль, разложился на воспоминания.

Иногда лицо мое искажает бледная улыбка.

Мне не дают кофе, но, может, это и к лучшему.

Как я борюсь со своим горем?

Представляю, что это не я борюсь с ним, а кто-то, похожий на меня и кого я наблюдаю со стороны, который, в свою очередь, думает о ком-то, кто похож на него и меня, и видит его со стороны, а тот, в свою очередь, видит четвертое лицо-близнец, погруженное в свои противоречия, и так до бесконечности. Я будто отстраняюсь, бегаю по обширным лабиринтам своего сознания от навязчивых мыслей, от длинного эмоционального червя, задавшегося целью поглотить меня, рыщущего по сотням представленческих уровней, силящегося выискать меня – истинного.

Но есть ли я – тот, кого он ищет?

У меня порой создается ощущение, что меня нет. Я когда-то умер и где-то завис. Но смысла умирать нет, ведь там, куда я двинусь после смерти, нет ее.

А есть ли разница в таком случае между землей, адом и раем?

Все одно.