Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все, пошли, — говорю я и машу рукой, чтобы не отставал.
— Ребят, паршивая идея… — шепотом говорит Сиенна.
— Да, я согласен, Лайла должна остаться с тобой, — кивает Чейс.
— Без вариантов. Идем уже!
Чейс сердито сопит, понимая, что я не изменю своего решения и что времени у нас не так много.
— Прикрой нас, — говорит он Сиенне, и мы выскальзываем через черный ход.
— А что, если он где-то здесь? — спрашиваю я, вглядываясь в расстилающуюся вокруг темноту. — Он занимался спортом, бегал по утрам, а мы сами подставляемся.
Чейс тащит меня к садовой изгороди на заднем дворе, с противоположной стороны от ворот, где припаркована полицейская машина.
— Со мной тебе ничего не грозит.
Чейс сильный. Я уверена, он смог бы одолеть Джейка. Но проверять это не хочу.
— Может, надо было взять с собой оружие?
Вот верхнюю одежду точно нужно было бы захватить, потому что на улице холод собачий, но тогда не обошлось бы без вопросов.
Чейс оборачивается ко мне, вздергивает бровь:
— Ну ладно, бери пистолеты, а я захвачу арбалет[2].
— Дурак, не смешно, — вскидываюсь я и хлопаю его по животу тыльной стороной ладони.
Меня трясет от холода. Тихо посмеиваясь, он кивает в сторону стены:
— Я тебе помогу. Нужно поскорее валить, пока они не заметили, что нас нет.
Чейс наклоняется и сцепляет пальцы в замок, чтобы я могла упереться ногой. Я втискиваю в его ладони ботинок, отталкиваюсь и цепляюсь руками за край стены. Недавно моросил дождь, стена вся влажная, а под влагой — корка льда. Я крепко впиваюсь ногтями в кирпичи, чтобы не соскользнуть. Смешно: мы тайно смылись из собственного дома. Я неуклюже перекидываю ноги на стену, а потом оглядываюсь на Чейса. Он смотрит на меня снизу вверх, уперев руки в бедра, и ухмыляется.
— Очень изящно, Лайла.
— Шевелись давай, — фыркаю я, спрыгиваю на землю с обратной стороны стены и вытираю руки о джинсы.
К счастью, вокруг никого нет, в том числе полицейских с машиной. За нашим домом — только пешеходная тропинка. Дорога заканчивается у наших задних ворот. Чейс подпрыгивает, цепляется за стену, раскачивается и легко перемахивает через нее. Мне становится неудобно от того, насколько ловко у него это вышло.
— Выпендрежников никто не любит, Чейс.
Он хватает меня за руку, и мы бежим к студгородку. Сердце колотится, как сумасшедшее. Адреналин кипит в крови, заставляя двигаться быстрее.
Я не вернусь, даже из страха перед тем, что мы можем там найти. Айзек — наш друг. И я хочу быть там, когда его найдут. Он заслуживает того, чтобы в этот момент рядом были люди, которые его любят, а не только сплошные незнакомцы. Чейс задал нам зверский темп, но это неудивительно, он часто бегает трусцой. Я стараюсь не отставать. Что бы ни случилось с Айзеком, я должна увидеть это своими глазами.
Больше всего на свете я хочу, чтобы эта записка оказалась чьей-то дурацкой шуткой. Я не буду злиться, лишь бы Айзек был жив.
Мы поворачиваем за угол, и Чейс неожиданно встает как вкопанный. Я чуть не втыкаюсь ему в спину. Перед корпусом СМИ — полицейская машина с зажженными фарами. Двигатель работает. Приехавшие полицейские спешили.
— Надо бежать прямо сейчас, пока остальные не приехали, — говорю я.
Чейс кивает, и мы снова срываемся с места. Мои ноги горят от боли, голени словно раскалываются. Я не привыкла к такой физической нагрузке. Ледяной воздух хлещет меня по щекам, легкие в огне. Мы подбегаем к входной двери, и Чейс вытягивает шею, чтобы заглянуть внутрь. Я слышу в отдалении вой сирен разной громкости. Они сливаются друг с другом, их очень много. Скорее всего, вместе с полицией сюда мчится и «скорая». А может, и пожарные в качестве дополнительного подкрепления.
— Все чисто, — кивает Чейс.
Будь у нас время, я бы поддела его за это слово, потому что мы ведь не герои боевика. И вообще, лучше бы мы сейчас смотрели боевик, а не принимали в нем участия.
Ступая очень осторожно, Чейс проскальзывает внутрь первым. Я следую за ним. Мы знаем это здание как свои пять пальцев, так что перебегаем из коридора в коридор интуитивно, почти не глядя. Впереди — монтажная. Сейчас мы наконец узнаем, что случилось с Айзеком. Или, точнее, не случилось ли с ним то же, что и с Сонни…
— Мне страшно, — шепотом говорю я, когда Чейс хватается за дверную ручку.
Полицейские уже рядом. Я слышу их голоса за углом в соседнем коридоре. Они приглушенно рассуждают о том, что мы с Чейсом можем увидеть уже через секунду.
— Мне тоже. Но нам надо это сделать. Я не брошу его.
Я так крепко сжимаю кулаки, что ногти впиваются мне в ладони.
Мы ступаем медленно. Такое чувство, что я иду по колено в воде.
— Какой номер? — все так же шепотом спрашиваю я.
— Это… то есть мне кажется, что это та же комната, в которой мы нашли Сонни.
Господи.
Коридор кажется куда длиннее, чем есть на самом деле. Как будто он растягивается с каждым новым шагом. Как будто я снова вернулась в больницу. Жду, когда мне разрешат увидеть родителей.
Я слышу только собственное дыхание. Громкое. Быстрое. Но Чейс не делает мне замечаний. Он вообще ничего не говорит.
Монтажная всего в нескольких шагах от нас. Облизываю пересохшие губы.
Дверь открыта.
Мои ноги подкашиваются. Снова. Я падаю на твердую плитку.
Айзек лежит на столе. Его грудь залита кровью, руки свисают со стола, широко распахнутые глаза смотрят в потолок.
Грудная клетка нараспашку.
Сердце вырезано.
Суббота
Десятое февраля
Девятнадцать часов. Столько времени прошло с тех пор, как я в последний раз видела Айзека живым. Детектив Лина в ярости от того, что мы сбежали в монтажную, наплевав на ее приказ, но мне без разницы. Это не ее жизнь под угрозой. Да и не сказать, что она мастерски справляется с задачей по защите моих друзей.
С тех пор как мы нашли Айзека, Чейс не сказал ни слова. Это был его лучший друг. Из всех мальчишек, живших с нами под одной крышей, он остался совсем один. Не знаю, что бы я делала без Сиенны и Шарлотты.
Чейс лежит в моей постели и смотрит в потолок. Я весь день пыталась разговорить его, но он отвечал односложными «да» или «нет» или не отвечал вообще. Я чувствую себя совершенно потерянной и не знаю, как ему помочь. Я и сама не могу выбросить из головы лежащего на столе Айзека, а уж как облегчить горе Чейса — тем более не знаю. Сложно горевать, когда тебя сковывает страх. Наверное, именно так чувствовал себя Райли после того, как не стало родителей.