Удобства общие. На этаже. Класс. Нам бы с таким бэкграундом еще в плацкарт на трое суток перед этим…

Отец не всегда был богат, и я отлично помню, как в детстве мы с мамой ездили к бабушке. Несколько суток в душном вагоне, под шум расхаживающих туда-сюда людей — романтика. Нет!

На улице уже стемнело. Мы ехали несколько часов, потом долго искали место, где можно осесть на пару суток.

— Располагайся, короче, — сую руки в карманы, — а я пошел.

— Куда? — в глазах Малининой проносится паника.

— Какая разница? У меня могут быть свои дела, — психую.

Меня бесит складывающаяся ситуация. Бесит, что я какого-то хрена реагирую на все эти эмоциональные волны, что от нее исходят. Не стоило ночевать с ней в одной комнате, и целовать тоже не стоило. Как и думать сейчас о том, что мы снова в замкнутом пространстве, а вокруг ночь.

Нет уж, этой ночью я оторвусь по полной. А она… Пусть сидит здесь, если не хочет быть пойманной и возвращенной к бабке.

— Могут, — Ника поджимает губы, выглядит при этом разбитой и потерянной.

«Мне нет до этого дела», — убеждаю сам себя и разворачиваюсь к выходу.

— Ян, — Малинина оказывается рядом за пару шагов. Тут реально очень, очень мало места.

— Чего еще? — скольжу по ней раздраженным взглядом, тряхнув плечом, которого она коснулась.

Глупость качает головой и делает шаг назад, пряча свои руки за спину.

— Ничего. Я просто… Не важно. Хорошего вечера.

— Ага, и тебе.

Ухожу не оглядываясь.

Мне нужно отвлечься. В первую очередь именно от нее.

Это дико, но понимание того, что Азарин со своей вечной улыбкой на роже не трется рядом с Глупостью, позволяет выдохнуть и переключиться. Я не заморачиваюсь по поводу того, что оставил ее одну, уверенный в том, что одна она здесь и просидит. Жестоко? Возможно.

Сворачиваю в проулок и выныриваю оттуда уже на центральную улицу.

Минут тридцать бездумно слоняюсь по округе, а потом захожу в первый попавшийся клуб на набережной.

Дальше бара не продвигаюсь. Беру пару шотов, иногда скашивая взгляд в толпу танцующих девчонок. Однозначно есть из чего выбрать.

Раньше я думал, что одиночество — моя стихия.

Высшая степень комфорта, когда тебе никто не нужен. Тем более какая-то девчонка. Я влетал на вечеринку, общался, сваливал, ехал куда-то еще, но надолго нигде не задерживался. Делал все что хотел, не думая о других. Меня не беспокоили чужие проблемы. Не хотелось помогать, утешать. Переживать. Если ты личность — то поможешь себе сам. Если нет, то есть ли смысл марать руки о такое недосущество? Не думаю.

А сегодня меня перетряхивает от мысли, что все это было каким-то грандиозным самообманом.

Видеть в чужих глазах восторг, какую-то тупую благодарность, и плюсом ко всему иметь возможность разделить с этим человеком и свои страхи — это пугает до чертиков.

Пугает настолько, что земля из-под ног уходит. Но, несмотря на это, я какого-то черта не могу о ней не думать.

Сижу в самом сердце шумной толпы и грохочущей музыки и думаю — может, стоит вернуться? Пойти к ней?

— Привет, ты чего такой задумчивый?

Раздражающий голос где-то сбоку привлекает к себе внимание просто своим наличием.

Поворачиваю голову. Смотрю оценивающе.

— Угостишь? — девчонка приподнимает брови, улыбается.

— Заказывай, — жму плечами и снова концентрирую все свое внимание в одной точке. Залипаю на отражающихся в зеркальной поверхности бара вспышках стробоскопов.

— Я Ника, кстати, а ты?

Точно какой-то сюр. Глаза сами собой закатываются.

Теперь рассматриваю ее детальней. Высокая, смазливая, стройная. Сиськи — зачет.

— Не имеет значения, — прикрываю глаза на секунды и слезаю с барного стула.

— Ты куда?

— Не твое дело.

— Хам!

Угу. Убираю руки в карманы и выхожу на улицу. Меня пополамит желание вернуться в хостел и уйти в отрыв здесь. Хотя бы с той козой, что липла на баре.

Ника… Возможно, было бы даже весело.

В итоге сам не понимаю, как оказываюсь во дворе клоповника, куда мы заселились. Присаживаюсь в пластиковое кресло на открытой веранде, где стоит буквально три стола, и придвигаю к себе стеклянную пепельницу.

Запрокидываю голову и выдыхаю дым в звездное небо.

Наступает такая тишина, что, кажется, ее можно потрогать руками. Убеждаю себя, что это всего лишь дикое наваждение, приуроченное к тем выстрелам. Моя странная тяга к этой девчонке — всего лишь результат сильной стрессовой ситуации, не больше.

Окончательно убедив себя в этом, поднимаюсь и захожу в темный коридор. Включаю фонарик на телефоне, чтобы отпереть дверь, не сразу понимая, что она и так открыта. Толкаю и замираю.

Глупость сидит на кровати и ревет белугой.

— Чего опять?

Скидываю кроссовки и хлопаю дверью. Ника вздрагивает, поднимает на меня заплаканные глаза и, качнув головой, начинает выть еще громче.

17.2

— Ты издеваешься?

Чем громче я на нее ору, тем сильнее она рыдает. Уши закладывает от этого воя. Я злюсь. Ненавижу слезы. Сегодня они не проходят фоном, а мне бы очень этого хотелось.

— Ты можешь нормально сказать?!

Меня злит происходящее. Бесят ее причитания. Сама она жутко раздражает, настолько, что хочется хорошенько ее встряхнуть, чтобы заткнулась.

Но это лишь верхушка сраного айсберга. Стоит копнуть глубже, и ты сразу почувствуешь всплеск какого-то больного, несвойственного тебе волнения. Дикого страха за эту странную девчонку.

Что еще у нее могло случиться?

Глупость трет лицо и начинает икать. Слова, что из нее вылетают, получаются непонятными.

— Очень доходчиво, — кривлю губы и сажусь с ней рядом. — Ну?

— Я домой позвонила, — шмыгает носом, проговаривая свои объяснения четче.

— Не со своего телефона, надеюсь?

— Нет.

— Отлично, хоть на что-то у тебя ума хватило.

— Ты обещал! — она снова взрывается слезливым воплем и лупит меня кулаком в плечо.

— Поаккуратней, — ловлю ее запястье.

— Обещал без оскорблений, Ян.

— Это и не было оскорблением. Прямая констатация факта, — откидываюсь затылком к стене. — И что там?

— Бабушка… Бабушка сказала…

Все ее слова снова смываются от рыданий.

Самое время сейчас словить дзен и просто дождаться, когда ее истерика закончится. Именно так я и делаю.

Выдыхаю и прикрываю глаза, стараясь пропускать ее всхлипы фоном. На пятой минуте, правда, от этой способности не остается и следа.

Резко подаюсь