Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня же пропал дар речи. Несколько мгновений смотрела, как бандит тащил упирающуюся девушку, затем, отмерев, кинулась к нему.
– Не трогай ее!
Наверное, наемник был пьянее, чем выглядел, – он наотмашь ударил меня по лицу.
Я упала, больно стукнувшись спиной и затылком. В голове зазвенели колокольчики, перед глазами поплыли темные круги.
– Эй, полегче!
Один из игроков, по голосу вроде бы Немой, бросился к нам.
– В порядке, ваше-ство? – спросил он у меня и, не дожидаясь ответа, наорал на Дохляка: – Вообще сдурел, козлина? Проиграл свою долю, хочешь, чтобы и мы своих денег лишились?
Оттолкнув его в сторону, неожиданный заступник подхватил рыдающую фрейлину на руки.
– Разве с нежными эрдессами так обращаются? – Бережно прижав девушку к груди, он понес ее в пещеру.
– Понял? Гы-гы! – заржал над отчитанным наемником Толстяк. – У тебя и бабу увели!
Ругнувшись, Дохляк бросился за соперником.
Я наблюдала за всем, стоя на коленях. Задыхалась от гнева, не в силах подняться самостоятельно.
Крики Ренаты помогли пересилить боль, огнем пожирающую затылок.
Страха в тот момент не было. Я горела в пламени ярости. Я знала, что разорву их голыми руками…
– Стоять, ваше-ство! Не надо. – Меня перехватил Дылда и удержал за талию, приподняв над землей. – Если, конечно, не хочешь присоединиться к своей служанке.
– Что?.. – переспросила, чувствуя, как холодеет внутри.
– Парни пьяны, ваше-ство. Пойдешь туда – ляжешь рядом со служанкой. Сейчас ты просто смазливая баба.
Не знаю, что именно охладило меня в тот момент. Предупреждение? А может, грубые руки, бесцеремонно сжавшие талию до боли? Или запах кислого вина, от которого стало дурно?
Не знаю… Но в тот момент я прозрела. То, что я принцесса, не делает меня сильнее. Я – маленькая девочка против четырех пьяных беспринципных головорезов. Четырех озабоченных мужчин.
Не знаю… Может, крича и бросаясь на всех, я смогла бы вернуть Ренату? Может, ее отпустили бы, только чтобы я заткнулась?
Одна богиня ведает, как нужно было поступить.
Но я испугалась! Сдалась! Я отступила. Я бросила свою фрейлину на растерзание.
Сидя под деревом, я впилась пальцами в его кору. Из-под сломанных ногтей бежала кровь. Меня не трогали, но то, что я не могла ничего сделать, убивало душу.
Я… я поняла, что сделаю…
Много времени спустя, чуть совладав с собственным ужасом, я достала из кармана платья слипшиеся в комок ягоды и подошла к костру.
Котелок с позабытой похлебкой медленно кипел над остывающими углями. Поворошив их, подбросила хвороста, косясь на наемников. Затем, выжав сок бредун-ягоды, выкинула жмых в оживившийся огонь. Шипенье прозвучало как гром с ясного неба. К счастью, его не услышали.
Прошло некоторое время, показавшееся мне бесконечным, прежде чем наемники вспомнили, что нужно пообедать.
Беззвучно плача, я вяло мешала свою порцию похлебки в миске. Но что сама не ела, подозрений не вызвало.
Солнце светило еще ярко, когда негодяи впали в дрему. Опоить их оказалось легко.
Но не это было моей целью.
Наверное, прошел еще час, который показался вечностью, прежде чем я решилась. Следовало проверить, как там Рената. Но, видит богиня, это было выше моих сил.
На трясущихся ногах я приблизилась к ближайшему ко мне похитителю – Немому. Я видела, что один из ножей он прятал в голенище сапога. Вытащив его, приставила к горлу спящего.
Женщины не убийцы, потому что отбирать жизнь сложнее, чем давать? Нет. О нет! Не тогда, когда в душе твоей растаптывают веру в святые догмы богини. Когда внутри тебя клокочет темный гнев.
Я надавила на рукоятку…
Мужчина задергался, захрипел – и я с испуга навалилась на него всем телом.
Кровь… ее было больше, чем ожидала!
Было плохо, страшно, мерзко… Но я не испытывала ни капельки сожаления.
– Милосердная Мать, прости меня… прости…
Я подошла ко второму, когда первый еще бился в конвульсиях.
Кровь теплая и пахнет пряно. И соленая, как слезы. Этого я никогда не забуду, даже если постараюсь.
Я ничего не видела из-за слез. И не могла даже приставить нож к горлу – не попадала дрожащими руками.
Если пару часов назад я представляла в кровожадных фантазиях, как перепиливаю шею и отделяю головы недомужчин, то сейчас уже не могла даже прицелиться и полоснуть по горлу.
Нож трясся в руках. Я уже рыдала, не таясь. Не перед кем было играть в смелого воина – из цепких лап бредун-ягоды никто не вырвется, пока не пройдет срок ее действия.
Я знала, что должна убить их. Я не испытывала к ним жалости. После того, что сделали с Ренатой, они не должны жить! Я так виновата перед ней, не прощу себя никогда! Моя ошибка, что не убила похитителей, пока не отобрали артефакты, и теперь я должна ее исправить.
И все же убить снова оказалось страшно.
– Милосердная, помоги мне… дай сил!
Когда поняла, что сейчас потеряю сознание от нервного перенапряжения, меня обняли. Чужая рука легла поверх моей. Резкое движение – и второй насильник захрипел, очнувшись и дико вращая глазами.
Я закричала, попыталась вырваться.
– Тихо, ваше высочество, тихо, – горячо зашептал мужчина. – Все позади, теперь вы в безопасности.
С первого звука я узнала голос Кайрона Холгера.
Он здесь? Закончил обучение и, вернувшись из храма бога войны, поспешил на мои поиски? И нашел!
Выпустив нож, обернулась. Ярко-синие глаза смотрели на меня с сочувствием. Лицо с крупным носом, четко выраженной линией скул и массивным подбородком чуть осунулось, выглядело непривычно усталым. Разворот плеч мужчины стал шире, чем я помнила. Или мне показалось? Что-то в нем неуловимо поменялось точно, он стал немножечко другим.
Неизменным осталось, что Кайрон вновь оказался рядом, когда я нуждалась в помощи.
Вместе с потрясением пришло осознание того, что я натворила. Я убила людей! Богиня, я убила людей!..
– Нет, не людей, – отозвался будущий герцог резко.
Выходит, я проговорила свои страхи вслух?
– Посмотрите на меня, Кьярин. – Он взял мое лицо в свои большие, грубые от меча ладони, заставляя взглянуть на него. – А теперь послушайте, что я скажу.
– Хорошо… Слушаю…
Я тонула в его грозовых глазах. Ярко-синие, с черным ободком, они пугали.
– Запомните, монстр, которого пощадили, не исправится, не бросит причинять боль другим, – жестко сказал Холгер. – И выход один: уничтожить его, прежде чем он навредит вам и вашим близким.