Глядя на него в упор, не знаю, какого черта интересуюсь:

— Молодая и симпатичная?

Маркус рассмеялся.

— Зрелая и не в моем вкусе!

Так и хочется выдать: «А я в твоем вкусе?», но заставляю себя молчать. Надеюсь, мне хватит ума не говорить ничего подобного. Худший позор даже представить сложно. Нервно перебирая пальцы рук, я смотрю них. Вообще не имею понятия, что говорить дальше. Сидеть непослушно в автомобиле — тоже вариант не очень. Но подчиняться Маркусу? Делать все так, как хочет он? Уж увольте.

— Ладно, — пробарабанив пальцами по железу, он взглянул на небо. Жуя губу, снова обратил на меня свой взор, — хочешь торчать тут весь день.

Нахмурив брови, мотаю головой, понимая, что выгляжу по-детски.

— Χочу домой. Отвези меня домой.

Полуобернувшись направо, Ферраро вскидывает руку вверх и куда-то показывает пальцем. Εму приходится наклониться еще ниже, чтобы видеть меня.

— Я наблюдал, как ты смотрела на эту церковь, Каталин. Она прекрасна, не правда ли? Из окон моей квартиры вид на нее просто исключительный.

Сложив обе руки на груди, он теперь полностью отдал все свое внимание мне.

— Я не пытаюсь тебя убедить, нет, но ты многое теряешь. А я ведь всего-навсего приглашаю на обед.

Мысленно хмыкнув, я обдумываю его снова. И, признаваясь себе, что Марк — превосходный оратор, все же касаюсь одной ступней асфальта. Однако что-то останавливает, что-то сковывает цепями и не разрешает полностью довериться Маркусу. Ну да, словно я сама не знаю, в какой именно момент он совершенно потерял мое доверие. Это случилось сегодня. Подумать только, один день — а столько уже в нем произошло! Почему я снова пытаюсь дать Марку шанс? Мне не хочется в нем разочаровываться, даже если это уже случилось, подсознательно я оправдываю его. Я не замечаю, как ищу для поступков Ферраро все новые и новые объяснения.

В конце концов, Маркусу удалось уговорить меня. Он, как оказалось, живет в пентхаусе — четвертый этаж из четырех существующих. Здание построено достаточно давно, но сохранилось отлично. Мы на лифте поднимаемся на самый верх — там всего две квартиры, и одна из них принадлежит Марку. Он открывает ключом дверь, первой впускает меня. А потом ему приходится как-то втиснуться внутрь, поскольку я, раскрыв рот от восторга, осталась стоять на пороге.

— Двести сорок пять квадратов, — понимающе усмехается Маркус, я чувствую гордость за свое «гнездышко» в его голосе. — Когда я купил ее, она стоила три миллиона евро, а сейчас — все пять.

В большее недоумение приводят краски. Цвета. Их здесь много, они различные. Уютно, несмотря на то, что квартира большая. Убрано, несмотря на то, что она холостяцкая. Но последнее, несомненно, связано с тем, что Маркус нанял помощницу. Она сейчас здесь? Наверное, заметив, что я не только рассматриваю прихожую и виднеющуюся отсюда гостиную, но и выискиваю взглядом домработницу, Марк громко усмехается.

— Мы одни. И не удивляйся, дизайнеру с проектом квартиры помогала моя секретарша.

Вальяжной походкой он направляется вправо. Я вытягиваю шею, чтобы увидеть, куда следует Ферраро, но белая дверь, за которой он спрятался, скрывает его из виду. Потолки такие высокие! Пройдя немного по чистейшему коричневому паркету, я оказываюсь под белой аркой. Гостиная, открывшаяся моему взору, небольшая, однако в ней столько света и тепла… На белоснежных стенах полотна художников-модернистов. Цветастая, узорчатая обивка на трех довольно больших диванах радует глаз. Посредине стоит мягкий стол, покрытый сиреневой тканью. Кажется, что на ощупь она очень мягкая, так и тянет дотронуться! Люстра, светильники в современном стиле, столики в тон безупречным полам. Но ничто не сравнится с видом из окна — и правда можно смотреть на знаменитую церковь, предаваться воспоминаниям. Я выхожу из комнаты в поисках окон побольше, чтобы рассматривать верхушку храма, который, как будто стоит очень близко к этому дому.

Натыкаюсь пока только на столовую с гигантским стеклянным столом посредине. Его окружают черные и красные стулья. Весь интерьер оформлен так, что разбавляют белые стены и темные полы — яркие краски. Там много разноцветных элементов! Такое ощущение, будто Маркус обманывает меня. Это место не может ему принадлежать.

Не туда зашла. Совсем не туда. Спальня… Она, в отличие от других комнат, маленькая. В ней нет почти никакого необычного декора, все очень сдержанно. Под стать Марку — вот только я была уверена, что в его личной комнате преобладает много черного цвета, а не белого. Хотя я не могу быть утверждать, что Маркус спит именно здесь. Сколько в квартире спальных комнат? Наверное, не меньше пяти. Два окна — сбоку кровати и напротив нее — демонстрируют другую сторону улицы. Осень в этом районе по-особенному красива.

Ох, а это, наверное, рабочий кабинет. Всю стену, около которой поставили длинный алебастровый стол, украшает старинная картина эпохи Возрождения с почти полностью обнаженной женщиной. Похоже, не только у Исайи страсть к живописи. Χотя, глядя на красную подушку в виде сердца, лежащую на крутящемся стуле, я сомневаюсь, что Маркус вообще внес хотя бы малую лепту в декор.

Да нет, никогда не поверю в это.

Еще одна столовая? Серьезно? Стол намного меньше, чем тот, зато засервированный, словно хозяин ждет гостей. Рядом — проход на узкую, но продолжительную кухню. Ух ты! Абсолютно черный гарнитур! Неожиданно было встретить его здесь с учетом того, что в квартире нет практически ничего мрачного.

И из этой столовой, и из кухни можно видеть широкую террасу. Стеклянные стены и двери позволяют любоваться ею, даже не заходя туда. Но я все равно открываю дверь, чтобы вдохнуть чистого римского воздуха — тут нет окон, зато есть очень много растений, греющихся в лучах сентябрьского солнца, почти что ушедшего за горизонт. Горшки разместились прямо над спинками многочисленных диванов — на балконных подставках. Еще кое-что темное в апартаментах Маркуса — полы на террасе цвета воронового крыла. На их фоне и на фоне лилейных диванов ярко выражаются броские детали в виде цветных кружек на столиках, в виде эффектных маленьких подушек и малинового кресла посредине.

Гигантский торшер, сделанный наподобие бутона каллы, поместили возле одного из светлых столиков. Его не мешало бы включить, на улице скоро совсем стемнеет. Коппеде загорелся огнями. Церковь, которая видна отсюда даже лучше, чем из других комнат, тоже зажглась искусственным светом. Хочется укрыться пледом, потому что стало прохладнее. Дожидаясь Маркуса, я обнимаю себя руками. Пока его нет, могу делать, что хочу — просто смотреть, как люди возвращаются домой, как римская молодежь собирается вместе, чтобы круто провести вечер, как старики, встретив друг друга на тротуаре, принимаются обсуждать новости, активно размахивая руками и качая головами.

В каждом районе Рима есть свое очарование. И даже спустя много-много веков, когда не будет ни нас, ни наших детей, кто-то другой будет восхищаться этим городом. Кто-то другой будет любить его так же горячо…