Эти ребята играли зубодробительную жесть, но все же это была музыка. И я впервые за долгое время почувствовал, что хоть немного, но очнулся ото сна. Мои легкие будто стали пропускать немного больше воздуха в грудь, и дышать стало легче.

Уже не приходилось работать круглые сутки. Да и с моим приходом в репертуаре группы «Психушка» все же появились мелодии, от которых не хотелось содрогаться в конвульсиях – их можно было просто слушать. И я чувствовал удовлетворение, потому что снова сочинял и играл.

А потом мне начала мерещиться Даша. Я бросал синтезатор и мчался в толпу, чтобы удостовериться: это не она. Опять и опять. И это стало жутко напрягать остальных ребят. И я просто перестал реагировать, если видел ее лицо среди поклонников или прохожих. И не дышал, если вдруг ощущал ее запах.

Нестерпимо хотелось увидеть ее. Тем временем я поступил в университет, окончательно ушел из «Психушки» и переехал в другую общагу. Я понимал: ничего на свете – ни слова, ни поступки – не могут снять с меня ту вину, что до сих пор висела камнем на шее, но я надеялся, что если Даша не простит, то хотя бы будет знать, что я раскаиваюсь в том, что наделал.

Я мечтал посмотреть на нее, удостовериться, что у нее все хорошо. Возможно, я нашел бы что сказать. Не знаю. Не помню, что думал тогда об этом. Купил букетик – не банальных роз, а разыскал подснежники, так похожие на нее: чистые, нежные, хрупкие. И пришел, сгорая от стыда и неловкости. Присел на лавку под деревом, чтобы не попасться на глаза собственной матери, которая могла увидеть меня в окно, и стал ждать.

Когда она вышла из машины Тима, я сгрыз все губы в ожидании. Бросив тачку посреди улицы, Левицкий вышел следом, закурил и по-хозяйски шлепнул ее по заднице. Они стояли в тридцати метрах от меня, под фонарем, он притягивал ее к себе, а у меня горели внутренности. Я испытал непреодолимое желание взять этого наглеца за шкирку, встряхнуть хорошенько и навалять по первое число.

Но я знал, что не имею на это права. Я для нее никто. Я умер в тот момент, когда чужое мнение стало для меня важнее Даши.

Я ушел. И продолжил жить. Только музыка была моим спасением. Все силы уходили на нее. Я накопил денег на инструмент, отыскал Борю, и мы возобновили наши репетиции с того места, на котором когда-то все оборвалось. Мне приходилось работать, учиться, а свободное время отдавать творчеству, и лишь мечта сочинять и исполнять свою музыку все еще держала меня на плаву.

Вскоре к нам прибился Ник, и мы стали выступать. Пели по очереди, но, откровенно говоря, вокал был нашим слабым местом. Однажды Боря притащил нас в какой-то ресторан, чтобы показать девушку, сидящую в углу возле рояля на высоком стуле и томно исполняющую что-то джазовое и безумно эротичное.

Мы сидели втроем с раскрытыми ртами и ждали, когда кончится выступление, чтобы подойти к ней. В процессе разговора Леся подумала, что мы приняли ее за проститутку, и чуть не отлупила всех троих ножкой от стула. Но наше предложение ее заинтересовало, и уже спустя пару месяцев мы начали выступать по клубам вчетвером, и у нас даже появились первые поклонники.

– Нам нужен кто-то очень крутой на гитару, – заявила Леся однажды.

Она была настоящим двигателем нашей группы, взяла на себя управление делами, вдохновляла нас, зажигала идеями. Мы всегда прислушивались к тому, что она говорит.

Миссия по переманиванию Майка в нашу команду стала для нее задачей номер один. Он играл в неплохой группе, но, поддавшись ее обаянию, все-таки присоединился к нам. Нас стало пятеро.

И все стало получаться. Первый успех, первые гонорары. Первое большое выступление на фестивале. Теперь на мои прогулы в универе преподаватели закрывали глаза, учиться стало значительно легче. Одна беда – поклонницы днем и ночью осаждали общагу. Пришлось снять квартиру и переехать. Сложив все накопления, я купил мотоцикл, на оставшееся обставил новое жилье.

Когда мне было плохо, я играл. Когда хорошо – тоже. А если боль в груди становилась невыносимой, находил на «Ютьюбе» Дашины кулинарные уроки и смотрел их, лежа в абсолютной темноте. Она нисколько не изменилась: те же ямочки на щеках, та же улыбка. Но я не тешил себя надеждами. Слышал, как и чем она теперь живет, и ни на что не надеялся. На второй шанс не рассчитывал – в одну реку, сами знаете, дважды не войти.

– Зачем ты здесь? – Дашин голос вырвал меня из пучины мыслей.

Мотнув головой, поднял на нее взгляд:

– Ты не очень рада меня видеть.

Даша стояла, скрестив руки, и разглядывала меня. Мне захотелось прикоснуться к ней – так захотелось, что аж во рту пересохло. Но я не шевельнулся.

– Мне просто интересно! – Она пристально посмотрела на меня.

– Не бойся, я не кусаюсь.

– Я не боюсь. – Она сделала паузу. – Просто… не знаю.

Слова с грохотом падали между нами, будто камни с горы.

– Я не знал, что ты будешь здесь, если ты об этом. Леся не сказала мне.

– Она твоя девушка? Красивая.

Ее голос прозвучал хрипло и как-то неуверенно.

– Нет, вообще-то. – Кажется, у меня остановилось сердце. – Коллега.

– Я слышала о твоем успехе. – Даша говорила, и ее грудь высоко вздымалась. Похоже, ей тоже было трудно удерживать эмоции внутри. – Наверное, нет отбоя от поклонниц?

– Вроде того. – Я смущенно кашлянул.

– Ясно.

– А у тебя как? Все хорошо?

– Да.

Между нами повисла душная, плотная тишина.

– Ты все так же красива, – зачем-то сказал я, – твоему парню повезло.

Даша замерла, позволяя этому моменту тянуться, тянуться и тянуться.

– Да, – произнесла она наконец, собравшись с мыслями. В ее голосе прозвучали одновременно смущение и гордость, – он не жалуется.

– Я его знаю? – не удержавшись, спросил я.

Внутри у меня натянулась струна.

– Да, вы с ним тоже когда-то… дружили. – Даша улыбнулась с видом победительницы. – Это Тим. Мы с ним давно вместе.

– Неожиданно. – Я продолжил смотреть на нее, пытаясь запомнить каждую черточку.

Я почему-то не мог сглотнуть. Чувствовал ее запах, вдыхал его глубоко и никак не мог поверить, что нахожусь так близко, но не могу коснуться ее. Раньше не мог из-за робости, сейчас оттого, что она принадлежала другому. Вот такая вот судьба, черт подери.

– Распорядиться, чтобы тебе принесли десерт? – Она продолжала пристально смотреть на меня.

– Нет.

Мне много надо было ей сказать, но я не находил нужных слов.

– Тогда приятного вечера… дня… обеда. – Она мотнула головой, закатив глаза. – В общем, всего хорошего!

– И тебе.

Она ушла, и только запах ее парфюма, словно дразня, все еще оставался в воздухе.