Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ежели ты мастер, то где твой инструмент?
Он поднял с пола увесистый мешок и тряхнул им.
Конечно, перед нами стоял человек, встречи с которым мы давно искали.
– Пойдешь с нами!
Поначалу «мастер» стал спокойно собираться, но вдруг занервничал, заволновался, – видимо, заподозрил неладное. Он подошел ко мне вплотную и шепнул:
– Выйдем в сени, поговорим с глазу на глаз.
– У меня от своих секретов нет, – ответил я громко. – Собирайся и пошли.
– Вы не те, за кого себя выдаете, и я с вами не пойду.
Надо было действовать решительно и быстро: в селе каждую минуту могли появиться немецкие патрули или полицаи. Теперь уже я приблизился к нему:
– Да мы не те, за кого себя выдаем, мы партизаны… Бери пальто – и за нами. Откажешься – прикончим на месте!
– Вы допускаете непоправимую ошибку, – сказал «мастер». – Я – советский разведчик, переброшенный сюда Москвой. Сегодня под утро мне предстоит руководить диверсией на реке Великой. Если вы сорвете операцию, ответите головой.
Думаю он сам понимал наивность своей уловки, придуманной только для того, чтобы как-то оттянуть время.
– Всё. Одевайся и пошли!
На допросе «мастер» долго увиливал от прямых ответов, старался запутать следователя. Пришлось устроить ему очную ставку с учительницей Ефимовой. Наконец он вынужден был признаться, что в начале войны слался в плен, потом в Пскове был завербован гестапо. После обучения в спецшколе его забросили в советский тыл где он совершил диверсию. По возвращении получил новое задание: выдавая себя за бежавшего из лагеря военнопленного, обходить села, чтобы выявить место расположение партизан, а заодно и помогающих им местных жителей. Он назвал себя Жигуновым. Но установить, настоящая ли это фамилия или из «легенды», но не удалось.
Гость из вафеншуле
Случилось это глухой ночью. Я только что прилег отдохнуть и вдруг сквозь дрему слышу, как кто-то на пониженных тонах, но горячо спорит с моим ординарцем Петром Ивановым.
– Да пойми ты, упрямая голова, не могу я его сейчас будить, он только что…
– Надо мне, очень надо, – перебил густой простуженный голос. – Не на блины ведь пришел, дело неотложное.
– Опять ты за свое. Человек две ночи не спал. Горит у тебя, что ли?
– В том-то и дело, что горит, Доложи, и поставит на этом точку.
– Ладно, – сдался наконец Петр. Но не успел он произнести привычное: «Батя, к тебе», как я уже был на ногах. Спал в одежде, а сапоги натянуть – дело секундное. Подрывника Семена Дмитриева я знал хорошо. После его побега из лагеря военнопленных мы не paз встречались, подолгу беседовали – такая уж у начальника особого отдела должность: доверяй, но проверяй. Дмитриев понимал это и не обижался. А вот сейчас предстояла, так сказать, незапланированная встреча. Видимо, у него что-то очень важное случилось.
– Возвращались мы вчера с задания, «железку» рвать ходили, – начал рассказывать Дмитриев. – На обратном пути встретились с группой подрывников из другого отряда. Остановились, самокрутки свернули. Я за дерево прикурить зашел, чтобы ветром огонек не задуло, затянулся, дымок разогнал и глазам своим не верю. В той группе подрывников вижу Борю, лагерного «дружка». Улыбается, что-то рассказывает. Из-за дерева не выхожу, все приглядываюсь – не обознался ли?
Точно, он, Борис Токарский, живой и невредимый. Даже за старшего в группе.
Как же так, думаю, он же, подлюга, гитлеровцам продался, завербовали они его в свою, разведшколу, еще и меня уговаривал с ним вместе пойти. И вдруг среди партизан очутился!
Стою я так за деревом и чувствую: сейчас кинусь на него. Задержим – и к вам в особый отдел. А потом решил: а вдруг спугну, может уйти, ведь при оружии он, да и нужно ли его сейчас брать? Наверно, лучше с вами наперед поговорить. Вот и пришел… Да, чуть не забыл. Когда стали отходить от встречной группы, слышу: «Ларин, перекус надо бы сделать». А он в ответ: «скажу когда, не забыл». Почему Ларин, если он Токарский? Токарский Борис Иосифович…
Я слушал Дмитриева не перебивая.
– А может быть, ты обознался? спросил я Семена. – Ведь бывает, два человека до того друг на друга похожи – родная мать не различит.
– Да что вы, товарищ старший лейтенант, никакой ошибки, – решительно ответил Дмитриев. Это он, Борис Токарский!
– Ну а ты-то этому Ларину на глаза не попала – спросил я, мысленно восстанавливая облик этого крепкого, ладного парня, который появился в нашей бригаде немногим более месяца тому назад.
– Нет я за деревом так и простоял.
Через два дня Ларина – Токарского доставили к нам в особый отдел. До этого я навел справки и получил о нем самые хорошие отзывы. Все в один голос говорили, что подрывник он отличный. Где же он успел так поднатореть в этом непростом деле? Не в лагере же. При подготовке диверсантов этому учат обязательно.
Первые два допроса закончились, можно сказать, в пользу Ларина. Вел он себя спокойно, уверенно, никаких осечек в его ответах не было. Единственное, что его обижало наше доверие. И это после того, как так хорошо показал себя в деле.
Настало время привести последний аргумент. В третьем допросе Ларина ждала страшная для нее встреча.
Войдя со света в комнату, он не сразу разглядел Дмитриева. А увидев, заметно побледнел. В наступившей тишине слышались мерное тиканье ходиков и тяжелое дыхание Ларина.
– Садитесь, Токарский.
Я впервые произнес его настоящую фамилию, но продолжал стоять, не отрывая взгляда от Дмитриева.
– Думаю, представлять вас друг другу не надо.
И Ларин – Токарский стал рассказывать. Торопливо, перескакивая с одного на другое, выкладывал все, что знает. Передо мной сидел уже совершенно другой человек – угодливый, заискивающий, старающийся разжалобить. Сообщил кстати, что у него есть еще один псевдоним – Крохин. Назвал фамилии нескольких курсантов из обучавшихся вместе с ним в абвершколе. И недавно забросили в наш тыл с заданием создавать лжепартизанские отряды, совершать диверсии на железных дорогах, убивать партийных и советских работников.
– В какой спецшколе обучались? – спросил я.
– Она находится в деревне Печки.
– В деревне Печки? – невольно переспросил я.
– Да, – подтвердил Ларин. – В сорок втором году я туда пришел.
Так вот, оказывается, где находилось шпионское логово, которое мы столько времени искали!
Как только Ларина – Токарского – Крохина увели я расстелил на столе карту, изрядно потертую на сгибах от частого обращения. Знакомые зеленые пятна лесов и бурые – болот, голубые извивы рек и речушек, кружочки обозначающие города, деревни, хутора, пунктиры железных дорог, нитки шоссе и