в воздухе заняла чуть больше двух часов. Улыбчивые стюардессы напоили “Дюшесом”. Запах такой, будто настоящую грушу дессертных сортов схомячил. “Кола”, “Спрайт” и прочие “Мохиты” просто отдыхают. Кола, кстати, скоро появится в Москве – к Олимпиаде. Приживется. Похоже, что навсегда. Хотя кто его знает, как все дальше будет…

В аэропорту роился народ, встречая московский рейс. Много с кусками картона, на которых химическим карандашом или фломастером начертаны приветственные ориентиры для прибывающих: “Слет геологов Урала”, “Конференция работников молочной промышленности”. Сразу ясно и понятно, для чего люди собираются. Это потом начнутся непонятные коучинги и сборища, когда в аэропортах можно будет встретить человека с плакатом типа: “Форум жертв верблюжьей агрессии”, или “Вселенский тренинг парапсихлогов” и прочих вуду-экстрасенсов в третьем поколении.

До Ельнинска добрался на автобусе. Венгерский ”Икарус” казался комфортным после советских “ЛИАзов”. Красные тканевые сиденья приятнее кожи дерматинового крокодила.

Вылез на автовокзале, прошмыгнул через зону ларьков с мороженым и газетами и спросил прохожего, задумчивого старичка в пиджаке с наградными планками:

— Отец, подскажи, как найти шестой дом на улице Суворова.

Тот похлопал на меня морщинистыми веками:

— Случилось чего?

— Нет, а с чего ты взял?

— Так это же милиция.

— Как – милиция? — опешил я. — Не может быть. Там гостиница должна быть или дом жилой.

— Да точно тебе говорю, парень, я там частенько бываю. В вытрезвитель привозят. Правда, отпускают частенько. — Дедок с гордостью погладил наградные планки. — Уважают ветерана. Только когда совсем ни петь, ни рисовать, определяют на казенный ночлег, а так всегда с милицией договориться можно и без протокола со штрафом обойтись. Иди в сторону колокольни пожарной, видишь? Вышка красная, за ней свернешь и увидишь кирпичное здание. Это и будет шестой дом.

— Понял, отец, спасибо, не пей шибко, — почесал я затылок и побрел в указанном направлении.

Вот блин, получается, батю у меня задержали все-таки? Так... Будем рассуждать логически. Родионов сказал, что отец еще неделю там будет, значит, ему дали срок, а раз такой небольшой — административка, получается. За хулиганство какое-нибудь мелкое суток пятнадцать впаять запросто могли. Вот незадача. Придется выручать отца.

Глава 15

Я вошел в здание ГОВД. Усатый дежурный с рябым от застарелых оспин лицом даже ухом не повел. Что-то усердно строчил в журнале за стеклом, надиктовывая себе под нос. Я подошел к вырезу в стене “аквариума” и раскрыл удостоверение:

— День добрый, товарищ лейтенант. Подскажи коллеге, Петров Георгий Яковлевич в изоляторе у вас содержится?

Милиционер наконец оторвал взгляд от писулек и, вчитавшись в строки моей ксивы, немного удивился такому посетителю, поднял брови, но быстро напустил на себя деланно-безразличный вид:

— Ну, какой же ты коллега, у тебя написано в удостоверении, что курсант…

— Звание есть и стаж идет. Курсант тоже сотрудник милиции, так-то, — я поморщился.

Блин, с гражданскими всегда прокатывало. Никто из них в документе дальше фамилии не читал. Надо будет попросить Горохова вымутить мне нормальную ксиву. Была же у меня когда-то внештатника генпрокуратуры.

— Ну есть у нас такой, а что?

— Сможешь нам встречу организовать?

— Не положено…

Он снова уткнулся в свои бумажки, давая понять, что между нами – не только стекло его окошка. Я вздохнул.

— Слушай, лейтенант, помоги. Это отец мой.

— А, ну так бы сразу и сказал. Только нет его сейчас в изоляторе. На работах общественных он вместе с другими суточниками.

— Где?

— На стройке, тут недалеко. На улице Кирова, — дежурный махнул куда-то вдаль. — У прохожих спросишь, где новый микрорайон строят. Подскажут.

— Спасибо, лейтенант.

— Дай сигарету хоть.

— Бросил. Бывай...

— Только я тебе ничего не говорил.

— Само собой, — я поспешил на стройку.

Прошел три квартала, свернул на нужную улицу и оказался перед развернувшейся землей, котлованами и остовами высоток.

Всюду вздымались недостроенные панельки. Судя по этажности (явно больше пяти), это были брежневки, что уже давно сменили тесные хрущевки, потолок в которых расположен так низко, что будто и вправду дышать трудно. Будто в скворечнике живешь. А в этих уже будет лифт и мусоропровод – удобства. И проходные комнаты исчезли, а санузел отпочковал отдельный сортир. Не жизнь, а сказка! Недаром такие будут строить вплоть до девяностых.

На стройке роился рабочий люд, доносился грохот отбойных молотков, стук, лязг и еще какое-то непонятное жужжание.

Я прошмыгнул на территорию без всяких проблем. Забора и в помине не было. Вечером, скорее всего, на стройке обитали стайки ребятни, что пришли в войнушку поиграть и гудрон пожевать.

Обогнул стопки бетонных панелей, составленных, как домино с вкраплением белокаменных глянцевых квадратиков, и очутился перед бетономешалкой, у которой возились двое работяг. Трудились они без энтузиазма и спецодежды. Судя по всему, самые настоящие суточники. У одного рукава рубахи закатаны, и на предплечье машет хвостом синюшная русалка. Советская татуировка выглядела как детский рисунок.

— Здорово, мужики, как Григория Петрова найти?

— Гришку, что ль, — прищурился тот, что с татушкой, попыхивая беломориной. — Он керамзит разгружает. Вон там, видишь оранжевые кучи?

— Ага, спасибо, — я направился в указанном направлении.

По дороге наткнулся на прораба. Судя по его походке вразвалку и подозрительному взгляду, это был именно кто-то из старших. Хотя для прораба он оказался слишком пузат, немыт и небрит.

— Ты кто такой? — замахал на меня короткими ручками руко-водитель.

— Милиция, — осадил я его. — Где суточник Петров?

— А-а… — смягчился тот, а потом скривил пельмени губ. — Уже забирать пришли? Рано же еще…

— Не забирать, этим другие у нас занимаются.

— Ну и ладненько, — радостно выдохнул пузан. — Они и так работать не хотят, я уж думал, день им короткий еще сделали. Вон он, Петров-то.

Я оглянулся и не сразу узнал своего батю. Он и до этого не блистал массой и особой статью плакатного сталевара, а тут что-то совсем осунулся, свитер болтался, как седло на худой корове, щетина разрослась чуть ли не до очков.

Он тоже меня заметил, радостно отшвырнул лопату и поспешил ко мне. Мы обнялись.

— Андрей? — его глаза стали больше очков. — Ты как здесь?

— За тобой приехал, а ты, оказывается, под арестом. Что случилось?

— Окно разбил.

И смотрит как-то в сторону, с прищуром. Худой, облезлый, а точь-в-точь вчерашний школьник.

— В смысле, окно?