Лариса протянула ему черный рюкзак с кислотно-зелеными молниями на нем и с ничего не говорящей десятилетнему мальчишке надписью. Никаких «Черепашек-ниндзя» и «Человеков-пауков» — это радовало.

— А Интернет есть? — с легкой неловкостью поинтересовался Дима, боясь показаться неблагодарным. Ему и так много чего дали, а ему все мало.

— Конечно, есть! — обнадежил его Михаил. — Скорость, правда, не велика. Но, хочу заметить сразу: за компьютером ты будешь сидеть не больше часа в день.

Дима кивнул в знак согласия.

— Я вчера посидела за ним, и кое-что сохранила на жестком диске, — сказала Лариса. — Парочку книг, развивающих игр и музыку. Надеюсь, тебе они понравятся.

— Надо было еще песен Михаила Круга сохранить, — весело произнес Михаил. — Он у нас — фанат шансона.

«И вовсе не фанат» хотел он ответить, но решил не озвучивать сказанных слов. Это, скорее всего, привело бы к новым колкостям со стороны Михаила. А может, он и ошибался.

— Я тоже фанатка шансона, — пожала плечами Лариса. — А именно — Стаса Михайлова.

— Никакой оригинальности, — вздохнул Михаил, после чего поцеловал жену в щеку. — Выходит, я единственный в семье, кто увлекается христианским роком!

Лариса засмеялась, глядя на то, как ее муж изображает игру на электрогитаре. После чего сообщила, что идет на кухню готовить обед.

— Ну, что скажешь? — спросил Михаил, когда они остались в комнате вдвоем.

— Мне все очень нравится, — заверил его Дима, хотя не стал добавлять, что ему было непривычно находиться в данной комнате, к которой, к сожалению, он не проникся сразу же. Чувство, что он был дома, среди уюта и безопасности, пока не было. И он боялся, что это чувство и вовсе не придет.

— Замечательно! Я рад, что нам с Ларисой удалось тебе угодить.

— А можно у тебя кое-что попросить?

— Конечно. Все, что в моих силах.

Мысли о данной просьбе посетили Диму сразу же, как он покинул приют. Он боялся говорить об этом, опасаясь услышать резкий и категоричный отказ. Но и молчать он не мог.

— Мы могли бы поехать на кладбище, где похоронены мои родители?

Михаил склонился над ним и погладил по голове.

— Мы обязательно это сделаем. Даже сегодня, если хочешь.

— Очень хочу!

— Только при одном условии: ты съешь все содержимое тарелки за обеденным столом.

Предложение Диму вполне устроило.

* * *

Обед был вкусным и сытным. В общем: ничего особенного. Разве что стоит упомянуть, что Дима впервые молился, прежде чем прикоснуться к еде. Как он понял, данная традиция в его новой семье была закреплена на постоянной основе.

Сразу же после обеда, как и обещал Михаил, они поехали на кладбище, где были похоронены Димины родители. Дорога заняла около двух часов. Он с интересом смотрел в окно, в надежде разглядеть знакомые ему места. Те не появлялись продолжительное время, пока он не заметил вдали знакомые ему улицы, футбольный стадион, церковь, телевизионную вышку, а вскоре и многоэтажку, на первом этаже которой он жил раньше с мамой и папой. Как только они поравнялись с ней, Дима принялся выискивать знакомые лица. Это ему удалось без особого труда. Вон у парадной стоят дядя Денис и тетя София. Неподалеку бегают их дети: Никита и Люда. А вон на балконе вывешивает на сушку белье тетя Даша. Ну и конечно, под деревом, за столиком сидят старики и играют в домино. Все как всегда.

Один из стариков поднял голову и посмотрел на проезжающую мимо машину. Дима тут же опустился как можно ниже. Сам не зная почему, но он не захотел, чтобы его видели соседи. Точнее, бывшие соседи.

— Что случилось? — спросил Михаил, видя, как он сжимается в самое кресло.

— Ничего, — ответил Дима. — Волнуюсь.

— Тебя не укачало? Не хочешь, чтобы я остановился?

— Нет. Я не хочу, чтобы ты останавливался.

— Ну, смотри…

Здание оказалось позади, а вскоре и ее крыша потерялась среди деревьев и других строений. У Димы защемило в груди от тоски. Ему захотелось побывать еще хотя бы раз в их квартире. Прикоснуться к стенам. Почувствовать знакомый запах. Представить мать, сидящую за столом и глядящую в окно, и чтобы на ее лице плясали солнечные лучики и тени. Представить отца в его белой отутюженной рубашке, разбирающего бумаги и столь знакомо хмурящего брови, отчего на его лбу проступали три складки. Всегда три — не больше и не меньше. Прилечь в постель и уткнуться лицом в подушку. Услышать звук жарящейся картошки на сковороде и, не дожидаясь готовности, выискивать те, что уже с румяной коркой. Поиграть с игрушками. Кстати, что с ними стало? Играет ли с ними какой-нибудь другой мальчик, или же их выбросили за ненадобностью. Да вообще: живет ли кто-то сейчас в их квартире? Что если она уже совсем не такая, какую он ее запомнил и полюбил?

— Мы приехали.

Дима потерял нить раздумий и посмотрел через лобовое стекло. На небольшом холме виднелась синяя ограда, за которой стояли кресты и могильные плиты. Именно там теперь обитали призраки его отца и матери, а не в квартире, мимо которой они проехали несколькими минутами ранее.

Михаил развернул машину и припарковался на том месте, где четко виделись следы от протекторов других машин. Он заглушил мотор, после чего повернулся назад.

— Ты готов?

Диме хотелось ответить, но ком, застрявший в горле, не дал ему это сделать. Поэтому он лишь кивнул. Взяв букет парных цветов с сиденья, он вышел из машины.

Ветер встретил его отнюдь недружелюбно — дул прямо в лицо и трепал ворот приоткрытой курточки. Михаил протянул ему руку, но Дима предпочел идти к вратам кладбища без поддержки. Он уже не маленький. Дима шагнул уверенно вперед, оставив Михаила позади.

Он быстро прошел по узкой тропе, свернув несколько раз, не задумываясь ни на секунду, словно бывал здесь очень часто. На самом деле — всего один раз. Но дорога к могилам родителей запомнилась ему в деталях. Отпечаталась в его памяти навсегда. Он шел быстро, отчего Михаил с трудом за ним поспевал, а остановился лишь один раз — уже перед могилами.

Простые кресты с именами и числами. Без фотографий. Ему же очень сильно хотелось взглянуть на лица родителей еще раз. Хотя бы на фотокарточках.

Дима разделил букет поровну и положил на каждую могилу по четыре цветка. Вначале он боялся, что, оказавшись на месте, не сможет сдержать слез. Но плакать ему не хотелось. Было просто чувство тоски и грусти. Но они были всегда при нем.

Михаил подошел ближе, прочел молитву, после чего позволил Диме