– Если так, – задумчиво проговорила Эмильенна. – То зачем же ваша матушка покинула Париж и удалилась в поместье? Или ее все же что не устраивало в сложившемся положении вещей.

– О, ее все устраивало, кроме возраста и увядающей красоты. Пока она могла выбирать себе возлюбленных моложе себя, но при этом готовых на все ради ее благосклонности, маменька была всем довольна, и ни за что бы не покинула столицы, разве что ради смены впечатлений и поиска новых жертв. Но годы брали свое, все-таки ко времени нашего отъезда из Парижа, матери было уже под сорок. Она располнела и подурнела, хоть и тратила массу усилий чтобы выглядеть не менее привлекательной, чем в юности. Однако, поняв, что ее труды уже не приносят желанных плодов, а поклонники и любовники становятся все старше и скучнее, она решила бросить все. Довольствоваться малым было не в характере моей матери, это ее унижало. Агнесса де Ламерти решила оставить Париж до того как ее поражение в борьбе с беспощадным временем станет заметно всему свету. Поэтому мы и оказались в Монси, и мне пришлось торчать тут в тоскливом плену до шестнадцати лет, когда я счел себя достаточно взрослым, чтобы освободиться от материнской опеки и укатить в Париж.

– Значит, вы совсем не ее любили? – во всей этой истории Эмильенну больше всего занимали чувства Армана по отношению к матери.

– Мы же уже пришли к выводу, что я в принципе не способен любить кого бы то ни было. Или вы забыли? А мать мне любить тем более не за что. Да она и не нуждалась в сыновней любви. Дражайшая родительница меня практически не замечала, за что я ей даже благодарен, и кроме того, заточила на шесть лет в деревенской глуши, чем вызвала живейшее мое неодобрение.

– И все-таки вы похожи на нее больше, чем вам самому хочется признать. Вы унаследовали от матери не только красоту.

– Так вы, значит, считаете меня красивым? – молодой человек был явно польщен и не скрывал этого.

– Странно, что вы находите удовольствие к констатации очевидного, – Эмили пожала плечами. – Вы красивы, и сами это отлично знаете. К чему удивляться тому факту, что другие это тоже видят? – девушка была несколько раздосадована тем, как отреагировал Ламерти на ее последнюю фразу. Еще не хватало, чтобы он подумал, что она без ума от его внешности.

– Одно дело – другие, и совсем другое – девушка, которая… ну словом, такая девушка, как вы, – Арман, как ни странно, тоже казался смущенным.

После этого разговор не клеился, и молодые люди некоторое время продолжали путь в молчании, перебрасываясь лишь самыми необходимыми репликами.

Спустя час или около того, лес по обоим сторонам тропинки стал редеть и вскоре путники вышли к обитаемой местности. Суарсон, видневшийся впереди, показался Эмильенне скорее маленьким городком, нежели деревней. Дома были, как правило, в два этажа, а улицы казались довольно широкими и прямыми.

Однако, Арман не спешил оказаться за городскими стенами, скорее подразумеваемыми, чем существующими на самом деле. Вместо этого, он свернул к гостинице, которая располагалась на отшибе, и, судя по всему, не пользовалась у постояльцев большой популярностью, в силу не слишком удобного местоположения и довольно потрепанного вида. Вывеска заведения оповещала путников, что сей сомнительный приют носит гордое название «Королевский стрелок». Возможно, этот самый стрелок некогда даже был изображен чуть ниже надписи, но в настоящее время там располагались лишь мутные, хаотично разбросанные пятна, преимущественно зеленых и коричневых оттенков.

Именно в эту гостиницу и направил свои стопы Арман де Ламерти, увлекая за собой Эмильенну.

Внутри помещение выглядело ничуть не лучше, чем снаружи. Краска, слезающая со стен, а кое-где просто висящая хлопьями, шторы и скатерти, больше подходящие на роль половых тряпок, нежели достойные украшать столы и окна, а также пыль, грязь и ароматы еды, не возбуждающие аппетита даже у Эмильенны, которая уже почти день ничего не ела.

– А это единственная гостиница, где мы можем остановиться? – девушке не хотелось казаться капризной, но уж больно непривлекательным было это место.

– Надо же! До чего разборчивы вы стали! И это с учетом того, что месяц провели в тюрьме, а прошлую ночь вообще спали под открытым небом.

– Спать под деревом мне кажется более завидной участью, чем пребывание в стенах этого, с позволения сказать, приюта.

– Может оно и так, моя изнеженная принцесса, но как вы можете заметить, «Королевский стрелок» обладает некоторыми неоспоримыми достоинствами.

– Это какими же? – скептически вопросила Эмильенна. – Боюсь, с вами никто не согласится. Я тут не вижу ни одного человека.

– Это и есть основное достоинство данного клоповника, – Арман говорил не громко, несмотря на пустой зал, в котором не было видно даже хозяина и слуг. – В сложившейся ситуации, чем меньше людей мы встретим, тем лучше. Готов держать пари, что нас ищут.

Эмильенна прикусила язык, признав его правоту. Радости осознание этого факта не добавило, однако заставило девушку смириться с выбором Ламерти. В конце концов, они же не жить здесь собираются, а всего лишь провести несколько часов, в худшем случае – день-другой.

Тем временем в зале наконец появился хозяин. Владелец гостиницы был под стать своему заведению – полный, неопрятный, неопределенного, но явно не молодого, возраста.

– Чего изволите, господа? – начал он, находясь еще на другом конце помещения, причем голос его крайне сложно было счесть приветливым. Однако, подойдя ближе, и лучше разглядев гостей, хозяин счел нужным сменить тон и даже попробовал создать на лице подобие улыбки.

– Господа желают просто пообедать или снять комнаты? – ему явно хотелось узнать, сколько денег можно вытянуть из неожиданных гостей, и стоят ли они старательно изображаемой любезности.

– Господа желают снять комнаты и пообедать в этих комнатах, но с условием, что в твоем заведении найдется что-то не столь отвратительное, как этот зал. Моя жена не привыкла спать в тесных каморках с клопами и несвежим бельем, – Арман разговаривал с хозяином таким тоном, будто тот уже осмелился предложить им вышеописанные каморки.

Эмильенна открыла было рот, при упоминании о жене, но тут же осеклась, потому что отрицать статус супруги Ламерти значило в глазах трактирщика занять куда более унизительное положение по отношению к мужчине, с которым она путешествует.

Хозяин же по властному тону уловил, что здесь можно поживиться и предложил сдать свою собственную спальню, заломив при этом цену, в которую обходилось месячное содержание его заведения. Если бы гости отказались платить и собрались бы уходить он бы тут же снизил назначенную плату вдвое, а то и втрое, но Арман не возражал, лишь еще раз потребовал чтобы комнаты были просторны и чисты.

– Не беспокойтесь, все будет в лучшем виде! – бормотал трактирщик, направляясь наверх. – Неужто я не понимаю! Гость гостю – рознь! Благородным господам и жилье должно быть достойное. Уж я-то понимаю.