– Потому что они – мои! И я не собираюсь отдавать их каким-то подонкам, только потому, что те не поленились проскакать несколько лье от Парижа до Монси. Эти побрякушки – моя собственность… как и вы. Теперь понятно, почему я не брошу вас в лесу? Потому что не имею обыкновения разбрасываться тем, что принадлежит мне. Хотя на данный момент, что эти камни, что вы – абсолютно бесполезны.

– Камни хоть можно продать, – гнула свое девушка.

– Вас, в принципе, тоже. Но я не стану. Не потому, что это беспринципно, а потому, что вам можно найти куда более интересное применение, – Арман скабрезно ухмыльнулся, крайне довольный своей шуткой.

Не будь Эмили так бледна, она залилась бы краской. Скрепя сердце, девушка постаралась не обращать внимания на очередной грязный намек. Он не впервые издевался над ней подобным образом. В конце концов, она сама это заслужила. И надо же было быть такой дурой, и хоть на миг поверить, что он ее отпустит! Оставалось лишь порадоваться, что Ламерти предпочитает издеваться над ней, а не злится, ведь вполне мог бы и так отреагировать на ее предложение.

За беседой, которую даже с натяжкой нельзя было назвать любезной, девушка не заметила, что их лодка скользит уже у противоположного берега, и за узкой прибрежной полосой темнеет полоса деревьев. Арман причалил к берегу, вытащил Эмильенну и оттолкнул лодку, чтобы ее отнесло ветром от того места, где они причалили. Затем, перекинув сумку через плечо, он подхватил Эмили, на этот раз, на руки, и направился в сторону леса.

Уже совсем стемнело, и чья-то невидимая рука рассыпала по черному бархату неба пригоршни звезд. Вскоре, впрочем, небо стали закрывать кроны высоких деревьев. Эмильенна была уже в полузабытьи и не понимала долго ли они идут, и как далеко углубились в лес. Она бессильно склонила голову к плечу Армана и смотрела на далекие звезды сквозь ажурную сеть темной листвы.

Наконец Ламерти решил остановиться и бережно усадил Эмили на траву, прислонив спиной к стволу раскидистого дуба.

– Ну все! Теперь можете, не жалея красивых слов, благодарить меня за спасение вашей драгоценной чести, а заодно и не слишком ценимой вами жизни, – Арман опустился на траву и уселся, скрестив ноги, напротив девушки.

– Я уже благодарила вас, там в лодке, – голос Эмильенны звучал бесконечно устало, каждое слово требовало от нее усилий. – Но если вы забыли, то могу повторить.

– Нет, отчего же, я помню. Действительно, не нужно лишних слов, достаточно… поцелуя.

– Пожалуйста, нет! – Эмили постаралась вжаться в ствол дерева, словно это могло защитить ее. – Не заставляйте меня, прошу! – голос звучал умоляюще, хотя по-прежнему слабо.

– Хорошо, не буду, – неожиданно легко согласился Арман. Не хотите – не надо. Я сам вас поцелую. И уж меня-то не придется заставлять, – он наклонился к девушке.

У Эмильенны была доля секунды на размышление. То, что она сделала было скорее жестом самозащиты, чем сознательным выбором. Так или иначе, Эмили оторвала спину от шершавого ствола, приблизила свое лицо к лицу Армана и слегка коснулась холодными губами его щеки. Это был скорее призрак поцелуя, но формально условия были соблюдены.

– Довольны? – она снова без сил прислонилась к дубу.

– Вполне, – Ламерти, и правда довольный донельзя, прикоснулся кончиками пальцев к щеке, словно хотел ощутить след от поцелуя.

Затем он перевел взгляд на девушку, надеясь сполна насладиться ее смущением. Но то, что он увидел совсем не понравилось молодому человеку, и отбило у него охоту веселиться. Эмильенна сидела закрыв глаза, бессильно склонив голову на грудь, руки ее неподвижно и безжизненно лежали на коленях.

Арман озабоченно склонился над ней и приподнял бледное лицо за подбородок. Эмили с трудом открыла глаза.

– Прости меня, – неожиданно прошептал он.

– За что?

– За то, что мучаю тебя. Ты же и дома была едва жива, а тут дорога, волнения, холодная ночь и сырая земля. Да ты измучена до смерти, еле дышишь! Иди сюда, – он неожиданно привлек девушку к себе.

Эмильенна сделала попытку вырваться из его объятий, но была слишком слаба.

– Тихо, девочка, успокойся! Я не сделаю тебе ничего дурного, – он заботливо закутал Эмили в Жюстинину шаль, которая все это время была на девушке, положил ее голову себе на колени, а затем бережно обнял. – Так тебе будет удобнее и теплее. Спи, ангел мой, и ничего не бойся. Я не буду посягать на твою честь… пока. На сегодня с меня хватит и поцелуя.

Эмильенна почти сразу то ли заснула, то ли впала в забытье. Арман же, несмотря на волнение и усталость совершенно не хотел спать. Он был слишком взволнован, и не столько событиями последних часов, сколько гаммой страстей, захлестнувших его. Сжимая девушку в объятиях Ламерти испытывал доселе неведомые чувства, в равной степени похожие и на муку, и на блаженство. Арман ни за что бы не согласился упустить хотя бы мгновение этих необычных для себя переживаний, променяв их на сон.

Дав себе труд разобраться в эмоциях, которые в данный момент вызывала в нем Эмильенна де Ноалье, молодой человек пришел к неутешительному выводу, что он просто сходит с ума по этой девушке. Не любит (этого только не хватало!), а именно сходит с ума. Сейчас, когда ее голова покоилась у него на коленях, Арман разрывался между безумной страстью и щемящей нежностью.

С одной стороны, держать в объятиях создание безупречно прекрасное и страстно желанное – непростое искушение даже для стойких, благородных и добродетельных мужчин, к которым Ламерти себя никоим образом не причислял. Его голова кружилась, когда он вдыхал аромат ее волос и чувствовал, как бьется ее сердце. Арману хотелось прижать ее к себе еще сильнее и осыпать поцелуями лицо, шею и плечи своей обожаемой пленницы.

С другой стороны спящая девушка вызывала в нем трогательное желание заботиться о ней и защищать от всего мира, и, прежде всего, от самого себя. Так сладко сознавать, что столь прекрасное существо, отданное в его безраздельную власть, нуждается в нем. Боясь потревожить тяжелый сон Эмили, Арман то и дело поправлял шаль на ее плечах, брал в руки узкие холодные ладони, чтобы согреть и, почти не касаясь, гладил по девушку по голове .

Страсть и нежность боролись в этой темной мятежной душе, но господствовали не попеременно, а единовременно, чем вызывали хаос мыслей и чувств, впрочем, скорее приятный, нежели тягостный, потому что накал страстей – лучшее средство от скуки, которую Арман де Ламерти почитал своим истинным проклятием и единственным настоящим врагом.

Арман забылся под утро коротким тревожным сном, впрочем, проснулся еще до рассвета. Было холодно, Эмильенну била дрожь и она уже не спала.

– С добрым утром, моя прелесть, – приветствовал ее Арман. Он старался придать тону беззаботность, однако с тревогой вглядывался в лицо своей спутницы. – Как вы себя чувствуете?

– Как ни странно, мне лучше, – ответила девушка. – Только очень холодно, – она поежилась, обхватив руками плечи.