— Собака бывает кусачей только от жизни собачьей…

Иван достал из стола коробку с чайными пакетиками и бросил один в свою кружку, попутно щелкнув Бармаглота по носу. Лиловая образина бессовестно ухмылялась.

Неожиданно с грохотом, как будто от удара ногой, распахнулась дверь, и на пороге возник восставший с больничного одра Костик Малинин. Алексей расплескал чай на брюки.

— Костя, тебе до пенсии еще служить и служить. Это потом можно будет таким макаром двери открывать, — проворчал он, отряхивая колени. — С возвращеньицем!

— Там у вас чаек еще остался? — Костя, будто не слыша, плюхнулся за свой стол и стер с него ладонью слой пыли.

Рабочий день начался.

Иван приготовил к сдаче все материалы по раскрытым делам и забрал у Зотова кроссворд. До встречи с Панченко делать было больше нечего. Алексей плотно сидел на телефоне, а Костик с удвоенной энергией выздоровевшего носился по управлению, собирая новости.

Кроссворд оказался заумным, да и сосредоточиться не удавалось. Рабочие мысли — как рабочие пчелы — роились и жужжали. Спасибо хоть не кусались.

Вот так, еще один подозреваемый. Уже четвертый по счету. Возможно, тот самый «просто маньяк». Хирург. Хомутов опять скривится, будто отгрыз пол-лимона… Хирург… Жаль, что со знакомыми медиками Литвиновой промашка вышла — неплохая была идея.

Иван вытащил из сейфа конверт с фотографиями Колычевой, Ремизовой и Литвиновой, не пристроенными в папки, и разложил на столе, в который раз удивляясь поразительному сходству погибших девушек.

— Любуешься? — Костик, уже успевший узнать о том, какая «радость» им выпала, подкрался, как партизан.

Алексей положил трубку и тоже подошел к столу.

— Знаешь, о чем я думал? Вот красивые девки ведь, а все какие-то… уродки. Одна наркотой торговала, другая шлюха, третья всерьез считала, что на свете всех милее, и румяней, и белее… И вот — будто бог их наказал.

— Зотов, ты же атеист! — фыркнул Костя.

— Я не атеист, я агностик. Может, бог есть, может, нет. Поживем — увидим.

— Ты хочешь сказать, умрем — увидим?

— А я подумал вот о чем, — сказал Иван, убирая фотографии обратно в сейф. — Не только за грехи приходится платить, но и за блага.

— Эка новость! За все приходится платить. — Зотов опять взялся было за телефонную трубку, но передумал.

— Да нет, я не о том. Просто если человеку дается больше, чем другим, с него больше и спрашивается. Красота — такой же дар, как ум или талант. И точно так же ее можно употребить во благо и во вред — и себе, и окружающим.

— Несколько лет назад я отдыхал в Сочи, в санатории, — закуривая и усаживаясь на край стола, начал рассказ Костик. — По утрам ходил на процедуры всякие и, пока валялся там, слушал радио, какую-то местную станцию. Каждый день диджеи, мальчик и девочка, подкидывали народу вводную и предлагали звонить и высказываться по этому поводу в прямом эфире. В основном какие-нибудь бытовые пословицы типа «любовь зла — полюбишь и козла» или «по одежке встречают…». И вот часа два всякие убитые в голову типы названивали и пытались опровергнуть народную мудрость…

— Ну и при чем здесь красотки? — перебил его Зотов.

— А вот при чем. Один раз задали тему «не родись красивой, а родись счастливой» — и началось… Звонили к в основном девчонки-малолетки и доказывали, что быть красивой — это и есть высшее счастье. Взахлеб пели о штабелях мужиков, зависти баб, о карьере топ-модели или, на худой конец, кинозвезды. А потом позвонила девочка, судя по голосу, постарше. Представьте, говорит, такую ситуацию. Сидят в парке на скамейке две девушки. Одна красивая, другая, что называется, не очень. Мимо прошли десять мужчин. Девять посмотрели в упор на красивую, а дурнушку и не заметили. А десятый был оригинал, на красавицу едва взглянул, а вот на вторую засмотрелся, да так, что чуть не упал. Вопрос: кто из этих двух девушек почувствует себя более счастливой?

— Я думаю, уродина, — сказал Иван.

— Согласен, — кивнул Зотов. — Но еще мне кажется, что те девчонки, которые звонили сначала, и были как раз уродинами, а последняя вряд ли. Потому что по себе знала: красота — это еще не синоним счастья.

— Более того, Лелик, — Костя так увлекся, что стряхнул пепел прямо на стол, — только уродина может всерьез считать, что если она вдруг, по какому-то волшебству, за одну ночь из лягушки превратится в царевну, то и вся жизнь ее так же волшебно в один момент изменится к лучшему.

— Мальчики, — в дверях, никем не замеченная, стояла Катя Бородина, — я понимаю, вы у нас теперь эксперты по вопросам прекрасного, вам зарплата не нужна, но мне ведомость закрывать надо.

— А что, уже дают? — приятно удивился Иван. — Всего-то ведь на неделю задержали.

— Да все уже получили, кроме вас. А вам некогда, вы эстетическими проблемами заняты. Вот скажите, если вы такие специалисты: я красивая женщина?

— Безусловно, Катюша.

— А почему тогда меня никто замуж не берет? Нет, не зря говорят: не родись красивой, а родись счастливой.

К обиженному недоумению Кати, мужчины переглянулись и расхохотались.

Иван ехал на встречу с участковым и вспоминал разговор в отделе. Думал о Гале. И о Жене.

Он уже не пытался прогнать мысли о… белой обезьяне. Как будто барахтался-барахтался в стремнине, выбился из сил и смирился: неси меня, волна, куда вынесешь. С недавнего времени мир вокруг окутался в лиловую предгрозовую дымку. Иван знал, чувствовал, что это связано с Женей, и ничего хорошего из этого не выйдет. А еще знал, что не сможет ничего изменить. Как будто все уже предрешено заранее. «Будь что будет!» — сказал он себе, останавливаясь у светофора.

Отец всегда говорил ему: «Сначала надо решить, чего именно ты хочешь. Я верю, что наши желания материальны, что они могут влиять на события — это и есть воля. И если ты уверен в своем желании, если не сомневаешься, оно непременно исполнится, рано или поздно, так или иначе, но исполнится. И тогда главное — не пожалеть об этом».

Иван не знал, был ли отец прав. Ему казалось, что чистые, ничем не замутненные желания могут быть только у детей. У взрослых же… У взрослых любое желание обрастает сомнениями, колебаниями, угрызениями совести. Может быть, поэтому они не исполняются? Или исполняются слишком поздно. Или так, что лучше бы уж и не исполнялись…

Иван сознавал, чего хочет. Можно сколько угодно обманывать себя, притворяться примерным мальчиком и мотать башкой, чтобы отогнать крамольные мысли. Но от этого ничего не изменится. Он хотел встретиться с Женей. С женщиной, о которой не знал ровным счетом ничего. Которую видел всего один раз в жизни в течение пятнадцати минут. И которую больше, наверно, не увидит никогда. Или увидит? Наваждение… Но он отбросил стыд и пил из этого источника, захлебываясь и наслаждаясь своей тоской, мучая себя, не в силах оторваться.