– Соль, – категорически заявил Лещенко и ещё раз подтвердил: – Обыкновенная соль.

Ида Самойловна нерешительно взяла один порошок и тоже развернула, внимательно посмотрела на кристаллы лежащие на бумажке и осторожно прикоснулась к ним языком.

– Соль, – задумчиво сказала она и на всякий случай сплюнула. – Как будто соль.

– А наверное? – сердито спросил Оплачко.

– А для того, чтобы сказать наверное, нужно произвести лабораторный анализ – невозмутимо сказала Ида Самойловна. – Это вам не шутки.

– А это для чего? – спросил Оплачко, указывая на какую-то чёрную крупу, поданную ему одним из милиционеров.

– Это спорынья – сказала Ида Самойловна. – Маточные рожки.

– Спорынья, – подтвердил Лещенко. – При женских болезнях употребляется, от них много средств, и кора калины, и пастушья сумка, и кукушкин цвет…

– Будто учились, – сказал Евдокимов с похвалой. – Всё-то вы знаете.

Лещенко опять усмехнулся, – в продолжение обыска он то и дело снисходительно усмехался, точно пришедшие в хату люди всё время его чем-то смешили.

– Поживете с моё, и вы узнаете, – назидательно отведи он Евдокимову. – Моё дело чистое, мне скрывать нечего!

– А это для каких надобностей? – спросил Оплачко, принимая от милиционера мешок с какими-то семенами. – От мужских или от женских болезней?

Ида Самойловна опять вытянула свою шею, но ничего не сказала, не разобрала, что за семена.

– А это, как её, семена этой самой, амброзии, – сказал Лещенко. – От потливости ног, парят и прикладывают.

– Ну, скоро у вас этого средства не будет, – засмеялся Евдокимов. – Выведут всю амброзию, вот и нечем будет парить ноги…

– А оружия у вас нет? – спросил Оплачко.

Старик с удивлением посмотрел на следователя.

– Ищите, – сказал он равнодушно. – У меня ничего нет, окромя пользительных трав.

Должно быть, ему надоели и обыск, и расспросы Оплачко. Он повернулся к Евдокимову и одобрительно на него посмотрел – Евдокимов был единственным, кто из этой компании не принимал участия в обыске.

– Вы, как я вижу, поумнее других, – сказал старик. – Разбираетесь в людях.

Он опять улыбнулся, на этот раз уже одному Евдокимову.

– Заболеете – приходите, – предложил он ему. – Вылечу вас лучше всяких докторов.

– От чего, например? – лениво поинтересовался Евдокимов.

– От чего хотите, – сказал старик и похвастался. – И от рака, и от чахотки. Я от чахотки многих вылечил. Потеет, к примеру, человек ночью – шалфеем пою, кровью харкает – кровохлебкой – цветочки такие с серебряными листиками…

А в хате и во дворе везде копались милиционеры и Оплачко то и дело указывал куда им надо заглянуть, – лазили и в подполье на чердак, заглянули даже в загашник, вымели из печки золу, сдвинули кадушку с водой, искали на совесть, – чего искали точно не знали, но без внимания не оставили ни одной щели, ни одного закоулка.

Но Лещенко, казалось, не обращал на них внимания, – хотите – ищите, ваша воля, говорил он всем своим равнодушным видом, меня это не интересует, во всяком случае, мало интересует, потому что ничего у меня найти нельзя.

Действительно у Лещенко было перерыто всё, но, как ни старались Оплачко и милиционеры, обыск не дал никаких результатов, ничего предосудительного найдено у него не было.

– Ну, извините, товарищ Лещенко, – оказал ему на прощанье Оплачко. – Такая уж у нас служба.

– Бывайте здоровы, – сказал в ответ ему Лещенко. – Только вперёд не слушайте дураков.

Он подумал и нахмурился.

– А может и не дураков, а похуже, – добавил он после лёгкого раздумья. – Кто их, людей, разберёт. Может, баба и в самом деле достала где вредный порошок, а на меня валит. На меня легко валить, а виноватый в стороне…

Он деловито подписал протокол обыска и, кажется, больше, чем сам Лещенко, результатами обыска были довольны понятые, – они всё боялись, что старика арестуют и оставят им на храпенье все эти его травы и корни. Участники обыска попрощались с Лещенко, вышли на дорогу и распрощались между собой. Милиционеров Оплачко тут же отпустил, понятые пошли домой, а товарищ Брук в своих танкетках и со своей мозолью сразу отстала от Евдокимова и Оплачко.

Оба следователя вернулись в прокуратуру под вечер, – Оплачко усталый и недовольный, Евдокимов равнодушный и сонный, каким был с самого утра.

Но зато Матвеев давно уже поджидал их обоих и, не успели они появиться, увлёк их к себе в кабинет.

– Ну, как? – безучастно спросил – результаты обыска уже мало интересовали его.

Оплачко пожал плечами.

– Да никак – сказал он сердито. – Напутала чего-то бабка…

– А у меня новости, – перебил его Матвеев и глаза его победоносно сверкнули.

Но так как никто ничего в ответ ему не сказал, он многозначительно посмотрел на своих собеседников и ещё раз повторил:

– Очень важные новости, требующие самых незамедлительных мер.

И он полез в стол и положил перед своими собеседниками листок.

Это было анонимное письмо, – второе анонимное письмо! – и было совершенно очевидно, что написано оно тем же автором, что и первое. Та же почтовая бумага, прочерченная тонкими голубыми линейками, те же фиолетовые чернила, тот же почерк с наклоном вправо, тот же адрес на конверте – «Станица Улыбинская, районному прокурору, лично и секретно»…

И преследовало письмо всё ту же цель: направить следствие по определённому пути!

«Гражданин прокурор! Напрасно отпустили гр. Прибыткова. Он убил гр. Савельева, поищите получше в дровяннике у гр. Прибыткова и всё будет понятно. Свидетель».

Да, на этот раз была подпись, – так и было написано: «Свидетель».

– Ну, что вы на это скажете? – спросил Матвеев, – он обращался, конечно, к Евдокимову; Оплачко, как подчиненному Матвеева, не полагалось иметь собственного мнения.

– Свидетель… – задумчиво произнёс Евдокимов. – Хотел бы я знать, очень бы хотел, фамилию этого свидетеля.

– Ну, это дело всё-таки второстепенное, – сказал Матвеев, – А по существу?

– Что-то этот свидетель очень беспокоится о судьбе Прибыткова, – всё так же заметил Евдокимов, не отвечая на вопрос Матвеева по существу. – Очень уж хорошо осведомлен он обо всём, что касается Прибыткова.

– Ну, а по существу, по существу? – нетерпеливо спросил Матвеев.

– Так поступают жены, когда стремятся избавиться от мужа – высказался Евдокимов. – На почве ревности или ещё почему-либо.

– А что вы думаете, вполне возможно! – воскликнул Матвеев. – Как это мне раньше не пришло в голову! С одной стороны, жена Прибыткова должна быть прекрасно обо всем осведомлена, а с другой стороны, должна его опасаться, зная, что он ни перед чем не остановится…

На этот раз Матвеев соблаговолил обратиться к Оплачко.

– А вы как думаете?

Евдокимов тоже взглянул на Оплачко. По-видимому, тот не думал этого, потому что он как-то очень уж пренебрежительно пожал плечами, однако возразить Матвееву не осмелился. За свое короткое знакомство с Оплачко, Евдокимов убедился, что Оплачко не слишком одобрительно относился к полётам фантазии своего начальника, Оплачко предпочитал собирать факты и, когда в цепи доказательств не хватало какого-нибудь звена, не пытался стянуть разорванные звенья с помощью своего воображения.

Евдокимов перевел взгляд на Матвеева. Этот был весь наэлектризован. В Матвееве вообще было сильно развито творческое