Потом жених крикнул, чтобы принесли факелы и канистру с бензином. Невеста спросила, не задохнутся ли они, и есть ли в помещении вытяжка. Коху успокоил, что есть.

Снова смех.

Невеста попросила гвозди.

Наконец раздался отчетливый стук молотка.

Тук. Тук.

Тук.

После каждого удара ее тело вздрагивало, будто по нему пускали электрический разряд. Когда ее запястья были прибиты к горизонтальной перекладине креста, Ксения потеряла сознание. Ступни приколачивали, когда она была без чувств.

Она не видела процесс совокупления, происходящий у креста. Не видела, как молодожены, закончив с сексом, поочередно помочились на крест. Не видела, как Коху зажег факелы, передавая их обнаженной парочке.

Ксения пришла в себя, когда Коху с помощью троса, привязанного к верхушке креста, начал медленно поднимать его в вертикальное положение. Верхушку креста венчала бронзовая фигура летучей мыши, сжимающая в лапах пентаграмму.

Хрустнули выворачиваемые из суставов кости – руки Ксении в области локтей были привязаны к поперечному брусу.

– …Да воцарится диавол на престоле небесном! – внезапно одновременно закричали молодожены, размахивая полыхающими факелами. С треском вырывающиеся снопы искр смахивали на рой огненных пчел. – …и убегут враги Его от лица Его все они ненавидящие Его! Как исчезает дым да исчезнут, как тает воск от лица огня! Так да погибнут ангелы с Богом от лица нашего диавола!

Крик сатанистской парочки перешел в восторженно экзальтированные завывания, в которых уже не было ничего человеческого.

– …Да гони люд богомолен в бездну смерти, да Ты из Ада выйдешь! – брызгая слюной, визжали они. – Велико даруй нам свободу от ига божьего!!!

Коху плеснул на крест бензина из канистры, и сатанисты торопливо сунули туда свои пылающие факелы. Огонь мгновенно взметнулся вверх, жадно вгрызаясь в черную древесину.

– Верю, что слышишь меня… – прохрипела Ксения бескровными губами. – …и поможешь… встать на Твою… светлую дорогу. Спаси и сохрани…

Она распахнула глаза, силясь что-то разглядеть в тумане, вибрирующем от ярко-желтых языков пламени.

Ксения ждала какой-то знак.

Она была уверена, что Бог подаст его перед тем, как заберет ее с собой на небеса.

Ноги обдало нестерпимым жаром, но она даже не моргнула.

«Моя душа больше не будет страдать от мук плоти».

Она ждала.

Заунывный вой молодоженов сменился визгливым смехом, и она представила себе мечущихся гиен – озлобленных и голодных.

Ксения встрепенулась.

– Господи… – прошелестели ее изгрызенные в кровь губы. – Господи, я здесь…

Она не могла поверить своим воспаленным глазам. В какое-то едва уловимое мгновение из клубящегося дыма внезапно выкристаллизовалась вся их семья – мама… папа… Света… Антошка… и…

«Не может быть!»

…почему-то Николай.

В этот раз он был без маски. У него было доброе смиренное лицо, и он с мягкой улыбкой смотрел на нее. Смотрел по-отечески нежно, так, словно знал ее и любил всю жизнь.

Ксения улыбнулась в ответ искренней и счастливой улыбкой. Ее ноги пузырились и чернели от пожирающего огня, который неумолимо полз вверх, густой дым, ослепляя, обволакивал ее лицо, но она не переставала улыбаться.

– Аминь!

* * *

Светлана толкнула дверь, словно все еще не веря, что та заперта.

Причем изнутри.

– Антоша? – нерешительно позвала она, постучав костяшками пальцев. – Антоша, открой!

Прислушалась с замирающим сердцем.

За дверью царила полная тишина, и было в ней что-то нехорошее, отчего страх липкими щупальцами медленно пополз по ее спине.

– Антон! – закричала Светлана, с силой ударив дверь плечом. Хрустнули наличники, сверху посыпалось пыльное крошево штукатурки.

– Это не смешно! Открой дверь сейчас же! Хватит шутить!

«Он не шутит, – мелькнула в ее мозгу мысль, от которой ее словно обдало ледяным дыханием. – Что-то случилось. Что-то случилось там, в комнате».

Она ударила еще пару раз, но все было бесполезно – лишь сбилось дыхание и онемевшее плечо простреливало рваной болью. Дверь шаталась в дверной коробке, словно гнилой зуб в распухшей десне, но упорно не желала сдаваться.

Светлана отпрянула назад, лихорадочно оглядываясь по сторонам. Приняв решение, метнулась на кухню и, прихватив тяжелую табуретку, бегом бросилась обратно.

– Открой! – визжала она, начиная с яростью колотить табуреткой в дверь. – Открой, открой, открой!!!

Сиденье табуретки оставляло глубокие вмятины в двери, и та начала неохотно поддаваться. Жалобно скрипели расшатанные наличники, один из них отслоился, упав на пол.

– Открой!!!

Послышался гулкий стук – от череды ударов с внутренней стороны двери выпала ручка.

Тяжело дыша, Светлана смахнула горячий пот со лба.

– Я выпорю тебя, – устало сказала она. – Получишь у меня!

Табурет выпал из ее ослабевших рук. Приблизившись к двери, Светлана навалилась на нее другим, здоровым плечом.

«Ну же… Давай! – мысленно подбадривала она себя. – Еще!»

Набрав в легкие воздуха, она кинулась на преграду с удвоенной силой, и измочаленная дверь наконец с сухим треском вывалилась внутрь, вырвав петли. Потеряв равновесие, Светлана упала вместе с дверью, больно ударившись коленом об пол. Она повернула голову, остолбенело уставившись на сына.

Антон неподвижно лежал прямо на полу, свернувшись в комочек. Из одежды на мальчике были только красные шорты не первой свежести.

«Почему у меня никак руки не доходят постирать ему шорты?» – почему-то подумала Светлана, подползая к сыну.

– Антоша, – тихо позвала она, осторожно трогая ребенка за худенькое плечо. Капля пота, сорвавшись с кончика ее носа, упала на взъерошенные волосы паренька.

– Антоша, ты чего тут разлег…

Она осеклась, одернув руку, как если бы коснулась оголенного провода.

Кожа сына была податливой и холодной, как лед.

– Эй, – прошептала Светлана. – Эй… Не пугай меня, сынок. Скажи что-нибудь.

Боясь поверить в страшное, она заглянула ему в лицо.

Ее глаза расширились. Язык Антона, распухший и грязно-серый, высовывался у него изо рта, словно громадный слизень. Глазные яблоки выкатились наружу, и даже невзирая на мутную пленку, в них застыл неописуемый ужас. Ноздри Светланы уловили едва заметный запах клубники.

– Антоша, – всхлипнула она. – Антоша, проснись! Проснись, солнышко!

Она принялась судорожно трясти сына. Голова мальчика вяло болталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы, тело не подавало ни единого признака жизни.