Дальнейшее Аня помнила смутно. Перед глазами поплыл туман, рука сама потянулась к камню, лежащему на дороге. Она слышала звон бьющегося стекла, отчаянный крик Федюни, который старался увести ее с места преступления, но Аня точно ногами приросла к земле и не сдвинулась с места. Она не стала сопротивляться, когда приехала полиция, и, только сидя в кабинете, где, кроме нее, было еще два человека, дала волю чувствам и расплакалась.

Иван пожал руку Анфисы, ободряюще улыбнулся, и в двери больницы они вошли уже порознь. Ритуал этот продолжался вот уже на протяжении года: целомудренное касание руки, улыбка перед началом рабочего дня, а на работе – маска холодного равнодушия.

– Иван, в отделении о нас уже судачат, придумывают небылицы, – смущаясь, проговорила Анфиса.

– Пусть судачат, – уже погруженный в предстоящую работу, ответил тот. – На чужой роток не накинешь платок. Меня не жди, домой одна поезжай, как закончишь.

– Что-то случилось?

– Случилось.

Анфиса ждала объяснений, но Иван, как бывало уже не раз, шагнул в дверь, не договорив свою мысль. Здесь, в больнице, он превращался в Ивана Анатольевича, с которым у медсестры Анфисы не может быть ничего общего. По сути, так оно и было. Их сосуществование напоминало театр абсурда. О ее чувствах Иван давно догадался, о чем не преминул сообщить в свойственной ему сухой, почти официальной манере. И сразу же дал понять, что надеяться Анфисе не на что. Не потому, что она не подходящая для него кандидатура, которую не одобрит мама, и прочее. Просто он не хочет заводить серьезных отношений, которые будут для него только обузой.

Несколько раз в неделю Анфиса оказывалась в постели Ивана, где была самой счастливой женщиной в мире. Ровно до того момента, как он, начиная засыпать, выпроваживал ее в другую комнату, за которую, кстати, Анфиса продолжала исправно платить каждый месяц.

– Я привык спать один. – Иван целовал Анфису в лоб, давая понять, что ей пора. – Если ты останешься, утром я буду как вареный. Ты ведь понимаешь? Знаю, что понимаешь.

Утром под испепеляющим взглядом Паулины Андреевны Анфиса чувствовала себя последней шлюхой. Ей хотелось верить, что мать Ивана ни о чем не догадывается, но здравый смысл не позволял ей так думать. Он боялась себе представить, что будет, если однажды Паулина Андреевна увидит ее выходящей ночью из комнаты сына.

После того как Иван сказал: «Случилось» – и поспешно ушел от нее, Анфиса представляла себе самые страшные картины, на которых ее Иван последовательно делил постель с каждой сотрудницей их больницы. Основания для подозрений у нее были, в отделении давно ходили слухи о горячем темпераменте их доктора, в чем сама Анфиса убеждалась каждый раз, как оказывалась с ним в койке. Но даже не это пугало девушку. Она до смерти боялась, что Иван влюбится в другую женщину. Тогда ей придется распрощаться даже с теми тайными свиданиями, которые свершались под покровом стыда и омерзения к себе, когда Анфиса рыдала, кусая подушку, обещая больше не поддаваться собственным желаниям. Она убеждала себя, что справится, она же сильная. И она была сильной ровно до того момента, когда Иван как бы невзначай касался ее руки своими сильными мужскими пальцами, улыбался одними уголками губ. Стороннему человеку – жесты совершенно незаметные и ничего не значащие, но не для них двоих.

Иногда Анфисе казалось, что Иван все же любит ее, по-своему, но любит. Она бы многое отдала за короткое признание. Только до сих пор она слышала лишь: «Тебе пора. Мама может проснуться».

Сколько раз она хотела бежать, теперь уже от любимого мужчины, и столько же раз останавливала себя, понимая, что теперь все иначе. Она даже не сможет воспользоваться драгоценностями, взятыми у Сергея. Кому она их продаст? Все связи остались в прошлой жизни, куда ей больше нет возврата.

Иногда Анфиса скучала по своему беззаботному прошлому, где все решалось за нее и для нее. Но потом снова возвращалась мыслями к Ивану, и прошлое отступало. Иван был важнее всего не свете!.

– Анфиска, ты чего на пороге застыла? – Надя, пухленькая, но шустрая как мышь, подхватила ее под локоток и потащила за собой. – Пока время есть, пойдем чаю выпьем, потом не присядешь.

Надя как в воду глядела. Через два часа в приемный покой доставили пятнадцать человек с ожогами разной степени тяжести. Началась привычная суета: капельницы, перевязки, уколы… Анфиса любила такой ритм работы, когда в голове не остается места для ненужных мыслей. Хотя привыкнуть к человеческим страданиям она так и не смогла.

Только к вечеру появилась свободная минутка, и она присела с девочками за чашкой чая.

– Вы слышали, девочки, к нам новенькую перевели, – щебетала одна из медсестер. – Говорят, очень хорошо нашего Ивана Анатольевича знает. – И повторила: – Очень хорошо.

– Брось, Любань, – отмахнулась другая, – все бы тебе сплетни собирать. Пошла бы лучше больным утки сменила.

– Тебе надо, ты и меняй, – обиделась Любаня. – Я и так весь день на ногах.

– А мы, по-твоему, что, в салочки играли? – рассердилась Надя. – С утра бегаем, как кони цирковые.

– Ладно, девки, не ссорьтесь, – примирительно произнесла самая старшая из них, Инга Петровна. – Нашли из-за чего сыр-бор разводить. Никто не подумал, что Анфисе неприятны наши разговоры?

Анфиса, которая в этот момент наливала себе чай, едва не выронила чайник.

– Почему мне должны быть неприятны ваши разговоры? – медленно повернувшись, спросила Анфиса.

– В больнице все спят под общим одеялом, – хмыкнула Любаня. – Один чихнул, все узнали. Думаешь, никто не видит, как вы с Иваном Анатольевичем вместе на работу приезжаете, а потом едва ли не под ручку домой отправляетесь? Да и не секрет, что ты у его матери каморку снимаешь. Тебе все наши девки черной завистью завидуют, такой мужик до сих пор в холостяках ходит.

Девочки все разом загалдели, как потревоженные сороки. Глаза у каждой блестели в предвкушении интересного рассказа. Анфиса же взяла свою чашку и попыталась уйти. Дорогу ей преградила Надя, с которой у Анфисы здесь сложились самые доверительные отношения. И теперь ей было неприятно, что та, кого она считала почти подругой, предала ее и насмехается над ней вместе с остальными.

– Анфис, я честно ничего не знала. – Надя смотрела ей в глаза и едва не плакала. – Мне только сегодня рассказали, когда узнали про новенькую. Мол, как же теперь она с Анфисой будет нашего красавца делить?

– Да с чего ты взяла, что я кого-то собираюсь делить? Да, я снимаю комнату у Ивана… Ивана Анатольевича. Не у него даже, а у Паулины Андреевны. Так что, мне обязательно спать с ним теперь?