Имари проглатывает обиду и стоически терпит, пока Ламия подбирает подол роскошного платья и удаляется, позвякивая золотыми браслетами.

— Кхантор бэй, — ругается принцесса по-цзы’дарийски и швыряет в закрывшуюся дверь первую попавшуюся под руку вазу. — Пошли все вон! Вон! Немедленно!

Служанки бросаются врассыпную, прячась по другим комнатам покоев. Имари рычит, хватаясь за вторую вазу.

— Это её нужно подложить под Рагнара! Тьер! Ненавижу!

Осколки брызгами разлетаются из-под ног принцессы, а я ползу по стене до потайной двери. Лучше сейчас оставить Имари одну, несмотря на роль телохранителя.

Третья ваза разбивается о дверь в ванную комнату, и принцесса замечает пудреницу на столе.

— Сама сдохни, — шепчет неожиданно тихо и, со щелчком открыв плоскую коробочку, вытряхивает желтоватый порошок на ковер. Вот и ответ. Без толку травить мать Рагнара, если Публий восстановил невинность. Имари сама решила свою проблему, не дожидаясь помощи от семьи. Одним позором меньше, но остался главный.

— Тиберий, — плаксиво зовет принцесса, падая на диван, — ну, почему все так?

Могу сказать, что такова воля Вселенной или наоборот найти тысячу объяснений в политике, обычаях и законах, но не стану делать ни того, ни другого. Пока служанки дрожат в укрытии, подхожу к Имари и сажусь рядом с диваном на пол, осторожно касаясь её руки.

— За любовь приходится платить, принцесса. И чем больше отдаешь, тем сильнее остаешься должен. Но она того стоит.

Эриданка всхлипывает и вытирает слезы, а я больше ничего не могу сказать. Дорого заплатят оба: и полковник и принцесса. Но чем дольше об этом думаю, тем слабее звучит эхо: «Она того стоит».

Весь день таскаюсь по дворцу за принцессой и тщательно изучаю «живую мебель». Мой просчет, зациклилась на семье и свите Таунда, забыв, что особы высокого статуса сами ничего не делают. Исполнители всегда рядом, готовые по щелчку пальцев хоть красть, хоть убивать. Такая преданность туго обмотана привязками, и хоть там по-прежнему нет связей с лиеннами, но для картины семейных интриг этого достаточно.

Имари говорит мало и все больше уходит в себя, с каждым оборотом клепсидры сильнее расправляя плечи и выше поднимая голову. Наследница готовится к битве за свое честное имя.

Встреча с матерью Рагнара почти перед церемонией. Пожилая лиеннка приходит в покои Имари одна, наплевав на полные страха и ненависти взгляды эридан. Служанки не подходят близко, будто женщина в длинном платье больна чем-то заразным. Жарко во дворце и от матери Рагнара пахнет прелой овчиной, но Имари воспитана лучше служанок — она не морщит нос.

— Долгих лет и процветания, нэлла.

— Стыдись, дитя, — хрипло отвечает лиеннка. — Зачем держишь врагов мужа так близко? Выгони его и на церемонию с собой не бери.

Пшеничные волосы матери туго перемотаны мелкими косичками и позвякивают крошечными колокольчиками, когда она оборачивается ко мне. Светлые, почти прозрачные глаза, узкий, по сравнению с эриданами, нос и тонкие губы. Она похожа на цзы’дарийцев гораздо сильнее заросших бородами лиеннов. Да и ростом чуть выше Аттии. Только вместо света и тепла от той, что Имари назовет матерью, исходит стылый холод злости.

— Цзы’дарийцы охраняли нас, когда меня не было в помине, — сдержанно возражает Имари. — Я доверяю Тиберию и хочу оставить его при себе.

— Отвыкай спорить, дитя. Мы приняли тебя в семью, а взамен просим одного — послушания. Ты еще научишься быть хорошей женой, а пока делай, что говорят. Гони мальчишку взашей.

Я уже сама рада уйти. Неприятно стоять между упрямыми женщинами с королевской осанкой. Имари важно выдержать нажим и сохранить хотя бы иллюзию самостоятельности, иначе она щелчком пальцев превратится в «живую мебель». Та, что могла помочь и поддержать, решила первой показать, кто здесь главный. Но за властностью матери Рагнара нет силы правителя. Я чувствую только одну харизму с тонкий ароматом розового масла, значит, лиеннка — ремесленник. Возможно, тройка. Когда уже достаточно опыта верховодить семьей, но на реальные задачи правителей мощи не хватает, а по-звездному искать себя и выделяться из толпы еще не интересно. Настоящая хозяйка, за спиной Рагнара управляющая всем, что не касается войны и политики.

— Телохранителя мне назначил Его Величество Таунд Честный, — выворачивается Имари. — Пока мы с Рагнаром не подписали брачный договор, я обязана подчиняться воле своего отца и монарха.

Изящный ход, но боюсь, ремесленник не оценит. Им в своей простоте не до сложных кружев отношений. Все поделено между крупными шаблонами: «Женщина обязана слушаться мужчину», «молодежи не пристало спорить со старшими» и «в чужую семью со своими порядками не лезут». Лиеннка возмущенно раздувает ноздри и сжимает кулаки, а запах розового масла окутывает нас с ног до головы. Имари духом, спрятанным в теле, чувствует, что выше матери Рагнара, неприятно правителю прогибаться перед ремесленником. Но в реальной жизни над сутью слишком много надстроек общества, и тот же ремесленник легко может выгнать из комнаты мудреца.

— Мне позвать кровников сына, чтобы они научили тебя манерам?

Лиеннка цедит вопрос сквозь зубы, но Имари ждет еще несколько мгновений прежде, чем, не оборачиваясь ко мне, приказать:

— Тиберий, выйди. Церемония закончится — вернешься.

— Да, Ваше Высочество, — смиренно отвечаю и спешу сбежать с поля боя.

Передышка от круглосуточной охраны весьма кстати. Голова пухнет от клубка увиденных привязок и руки чешутся излить их схемой на бумагу.

«Юрао, ты как там?»

«На церемонию осталось, но я не откажусь от пищи».

Когда он отказывался? Улыбаюсь на бегу, влетая в будуар покоев цзы’дарийцев, и без приветствий и предисловий бросаюсь мимо Рэма к не распакованным ящикам с личными вещами. Кресло под безопасником поворачивается бесшумно, но я спиной чувствую пристальный взгляд.

— Что потерял, рядовой?

— Ручку и бумагу.

В вещмешке до них еще нужно добраться. Блокнот с вопросами анкеты на самом дне под распечаткой теории Избирателя. Сколько могла, прочла еще на транспортнике, но информация заходит туго, много непонятных моментов. Теперь снова открою разве что на обратной дороге.

— Не копайся там, у меня есть, — ворчит Рэм и демонстративно шуршит за моей спиной.

В бездну! Некогда кокетничать и отказываться. Долетаю до стола с мониторами аппаратуры слежения и, не глядя, падаю на любезно подставленный табурет. Стержень ручки скрипит от напряжения, а глифы, черточки и кружки вдавливаются в бумагу наскальной росписью. Тихо в будуаре, безопасник сначала держится поодаль, а потом сдается и подкатывает ближе, тенью от головы закрывая лист.

— Кого рисуешь?

— Дворцовую прислугу, — отвечаю, стараясь не сбиться. Кружки кривые, имен не знаю, помечаю эридан цифрами и подписываю сверху особые приметы.