Когда-то он должен это принять. Открывшаяся над головой брешь в потенциальном барьере уже не исчезнет. Не оставит в покое, не позволит жить нормальной жизнью, будто ничего не происходит. Дух внутри генерала вырос из правителя до мудреца, и он теперь, как мы.

— Да, Наилий.

— Тьер, — шипит он и нервно трет лоб. — Только этого не хватало. Что делать-то?

Я седьмой цикл знаю, что мудрец, и до сих пор задаю себе тот же вопрос.

— Учиться контролировать способности. Они никуда не денутся, а спонтанные выбросы доконают быстрее, чем попытки с ними справиться.

Генерал подо мной натягивается, как струна, пальцами впиваясь в голую спину. Адреналин разрядом бьет по его сердцу, заставляя гонять кровь. Тяжелые удары, переполненные злостью.

— Пойдем, — дергается Наилий, — расскажешь, как это делается.

Собираемся к Остию медленно, лениво, и генерал все же успевает вздремнуть, пока я принимаю душ. Эриданская вода отфильтрована тщательнее. Она мягче нашей и мыльная пена катается по телу, не желая смываться до привычного ощущения чистой кожи. С ожесточением растираюсь полотенцем и нехотя забираюсь обратно в брюки и рубашку. Вязаная маска все еще у Рэма, поэтому закрываю лицо матерчатой салфеткой и теперь не могу ни дышать, ни говорить свободно.

Наилий ждет, стоя у кровати. Редко вижу его в гражданке и нагло любуюсь обтягивающей сильное тело черной кофтой и прямыми светлыми брюками. Шрамы генерал прячет под длинными рукавами, не обращая внимания на жару.

— Что у тебя на лице? Разматывай немедленно. Я попросил у Публия медицинскую маску. Рэм уснул на операционном столе, как на кровати, не стали обыскивать.

Вымотались все, а впереди еще как минимум три свадебных церемонии, включая демонстрацию девственной плевы Имари.

В тонкой синтетике дышать проще, чем через материю, и я пальцами сгибаю проволоку у носа, чтобы маска села плотнее. Выходить в будуар боязно. Да, половина группы знает, кто я на самом деле, но у других появятся вопросы, что рядовой делал ночью в спальне генерала. Особенно после подозрений о прошлом Остия.

Краснею сразу, едва переступив порог. Жизнерадостный снайпер сидит на складном табурете возле мониторов оборудования слежения и с высочайшим блаженством ест фруктовое пюре из сухпайка.

— Ваше Превосходство, — приветствует он генерала, одновременно вскакивая с табурета и пряча за спину еду.

— Я думал, ты тоже в госпитале спишь.

— На точке высплюсь, — довольно улыбается снайпер, а смотрит только на меня. Губы почти складываются в первые звуки ехидного комментария, но при генерале нельзя. Только строго по делу. — Разрешите доложить? Его Высочество Ритор вернулся с прогулки по детской железной дороге. Съездил в привычное время: не быстрее, не медленнее.

Вздрагиваю, услышав имя старшего сына Балии Светлой. Маленького принца, вместе со своим младшим братом Лурдом, нацеплявшего привязок к взрослым. Какой интерес лиеннам до ребенка? И при чем тут железная дорога? Что маленький Ритор делал там ночью? Из справки по Эридану я знала, что железную дорогу на планете строили по цзы’дарийским чертежам, чтобы наладить транспортное сообщение между городами королевства и шахтами на севере, где работали лиенны. Свите Таунда так понравились поезда, что в пригороде столицы построили ветку с единственным составом для развлечения королевской семьи. Больше всего радовались дети. Сначала маленькая Имари, а затем сыновья Балии. Поэтому ветку назвали детской железной дорогой.

— Хорошо, — кивает Наилий. — У Остия прибрали?

— Так точно, пол вымыли, его переодели.

Вот почему в будуаре пахнет антисептиком. В ванной комнате, наверное, все им залили. Страшно подумать от чего отмывали пол, но раз Трур не потерял аппетит, то есть надежда, что разведчика просто поливали водой. Слабая, конечно, надежда. Хирурга на допрос не для водных процедур приглашают. Лучше Публия делать больно умеют только мастера пыток вроде Рэма.

— Хорошо, — повторяет генерал. — Не прячься, доедай. Тиберий, за мной.

Трур ставит ванночку с пюре на стол и провожает меня внимательным взглядом.

Если ему не рассказали про Леха, то бездна знает, о чем подумал снайпер. Не на экскурсию же генерал повел мальчишку рядового. Да еще и вывел из собственной спальни. А вдруг я там мылась в душе, убегавшись по жаре, как все, и просто уснула где-нибудь на коврике? В гостевых покоях две ванные комнаты, одну занял Остий, а во вторую можно попасть только через спальню Наилия.

Из открытой двери выплывает облако химической вони антисептика. Генерал морщится, но заходит, кивком приглашая за собой. Разведчик снова сидит под раковиной, прикованный к трубам, и спит. На бледном лице ни одного разреза или шва, а под рубашкой не видно, просто так Публий вопросы задавал или со скальпелем в руках.

— Остий, — зовет Наилий, усаживаясь на край ванны. — Капитан Вир!

Привязка оживает сразу, как только сонный разведчик начинает мотать головой. Серая нить страха вспухает бугром и тянется ко мне. Из всех мучителей по-настоящему Остий боится только Тиберия. Вернее, того стылого ужаса, что пробирается в голову и топит в идеальной иллюзии худшего кошмара. Настолько реального, что очнувшись, не хочется жить.

Остий таращит затянутые мутью глаза, вжимается спиной в стену, толкаясь пятками прочь от меня. Из охрипшего горла только бульканье и стон, больше похожий на мычание. Боится так, что не до самоконтроля, а у меня кончики пальцев покалывает. Дрожь пробирается по рукам до груди, спускается ниже в пах, отзываясь сладкой болью, и над ухом сухо смеется Лех:

«Вам приятно, госпожа? Расслабьтесь, станет еще лучше».

Проклятый мертвый вождь не может промолчать. Привязки возникают из эмоций, но и сами могут их провоцировать. Страх порождает обратный эффект — возбуждение у мучителя, когда он видит перепуганную жертву. И с каждым глотком энергии возбуждение усиливается.

«Останови это!»

«Не могу. Чтобы блокировать Остия, мне нужно снова вселиться».

Похоже на шантаж. Думаю, пока разведчик бьется в истерике, а генерал молчит. Не хочу мучить Остия без конкретной цели, но как его успокоить? Бездна, глупый вопрос, не за этим ли сюда пришли?

— Ваше Превосходство, начинайте, — тихо прошу Наилия, и среди стонов и подвываний разведчика голос звучит, как у палача на казни. — Постарайтесь вспомнить, что чувствовали, о чем думали. Верните те ощущения и представьте, чего нужно добиться.

Инструкций, методических рекомендаций и обучающих семинаров по способностям мудрецов нет. Мы бредем наощупь с завязанными глазами в кромешной тьме каждый по своей дороге. Они, как параллельные прямые, не пересекутся никогда. Не важно, сколько миллионов шагов ты пройдешь, твой опыт другому ничем не поможет. Но, едва почувствовав брешь в потенциальном барьере, нужно верить, что это не так. Остаться одному — невыносимо.