Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какой же я была наивной.
Когда мы приземляемся, эльфы и солдаты-фейри, выставленные рядом со стенами абрикосового цвета, которые окружают поместье Антони, сдвигаются в сторону, чтобы пропустить гигантского ворона. Все они положили ладони на рукояти мечей или метательные трубки, а их взгляды обращены на нас.
Когда ворон опускает меня, он разделяется на пять воронов.
«Ифа ждёт внутри. Она останется с тобой на время твоего визита. Как только будешь готова вернуться домой, дай ей знать, и она тебя отнесёт».
Я не указываю ему на то, что его дом — это не мой дом, и что я точно никогда не захочу туда возвращаться, так как теперь он будет делить его с Алёной из Глэйса.
«Передай Фибусу, что я его люблю, и чтобы он меня не ненавидел».
Трое из его воронов с золотистыми глазами взлетают повыше, а двое других остаются рядом со мной.
«Если наши пути пересекутся, я ему передам».
А почему их пути не должны пересечься? Он же не планирует закрыться у себя в комнатах? Если только он не планирует долгую поездку в Глэйс к своей невесте.
Все эти вопросы прокручиваются у меня в голове на повторе, пока я иду до кованой бронзовой двери, в которую затем стучу.
Мой кулак ударяется о воздух, потому что отполированное прямоугольное полотно со скрипом открывается.
Из-за двери выскакивает Сиб, моё имя срывается с её губ в виде потока букв.
— Антони сказал, что ты едешь, но я думала, что он издевается.
Девушка, которая ненавидит объятия, обхватывает меня руками за шею и крепко прижимает к себе.
Я резко вдыхаю, услышав то, как она заговаривает с Лорканом, но затем замечаю, что она осаживает эльфов, увязавшихся за нами. Я поворачиваю голову и больше не вижу никаких чёрных пятен на фоне голубого неба.
Король воронов улетел.
Сиб хватает меня за руку и затягивает внутрь, в стеклянный коридор, окружённый с обоих сторон постриженными садами.
— Откуда Антони узнал?
— Ифа.
Неожиданно она смотрит мне за спину, в то время как я в изумлении осматриваюсь вокруг.
— Где Фибус?
— Улетел обратно в Небесное королевство.
— Обратно?
Я рассказываю ей всё, пока мы идём по коридору, залитому солнечным светом и пестрящему тенями от эльфов, жужжащих снаружи.
— К счастью, им запрещено заходить внутрь. Данте оказался довольно податливым, учитывая ситуацию. Хотя его податливость по большей части связана с теми сделками, что он заставил нас заключить.
— Сделками? Какими сделками?
— Если мы не будем держать рот на замке о том, что он приложил руку к смерти брата, мы будем ему должны.
— И вы дали клятву?
Она кивает.
Я ненавижу то, что у Данте есть такая огромная власть над моими друзьями.
— Прости.
— За что?
— Вы все стали изгоями.
Она приподнимает плечо, из-за чего её желтый рукав опускается.
— Это временно. Пройдёт несколько мирных лет, и все забудут. Жизнь вернётся в своё обычное русло.
Раздаются шаги ног, идущих по квадратным плиткам из белого и зелёного мрамора. Цок. Цок. Цок.
Мои брови сдвигаются вместе, потому что это похоже на стук копыт козы на каблуках. И насколько я знаю Джиану, она никогда не носила каблуки.
А на Ифе сегодня были надеты сапоги. Если только она не сменила обувь; но мне показалось, что она не из тех, кто предпочитает каблуки.
Конечно же, это оказывается женщина и, конечно же, это не Джиана и не Ифа.
— Добро пожаловать в поместье, микара.
ГЛАВА 21
Многочисленные тонкие складки алого платья Катрионы шуршат по мере её приближения. Она осматривает моё лицо, после чего её взгляд опускается всё ниже и ниже, на мой неженственный промокший наряд. На гладкой коже между её бровями не появляется ни одной неодобрительной складки.
Я искоса смотрю на Сибиллу, которая сжимает мои пальцы, после чего тихо бормочет:
— Перевернутый мак решил помочь нашему делу.
Я не думала, что мои брови могут так высоко изогнуться, но они сейчас касаются линии роста моих волос. Хорошо, что мне не достался слишком высокий лоб.
Я высвобождаю пальцы из руки Сиб, чтобы отлепить промокшую под дождём рубашку от своей груди.
— Катриона использовала слово «сопротивление». Так чему мы сопротивляемся?
— Кастовой тирании. Господству фейри.
Куртизанка останавливается в нескольких сантиметрах от того места, где стоим мы с Сиб, на пороге очередного великолепного помещения, которое может похвастаться огромной лестницей, где могли бы уместиться двое взрослых мужчин, взявшиеся за руки.
— Ты работаешь на Лоркана?
Я снова перевожу взгляд на Катриону.
— Нет.
Её накрашенные губы сжимаются, и в их уголках образуются складочки. Как я понимаю, она не поклонница воронов. Но если она не поклонница одного короля и сопротивляется другому королю, то за кого она тогда?
Заметив, что я нахмурилась, Сиб объясняет:
— Мы работаем на людей. Мы работаем на то, чтобы сделать Ракс более безопасным и благоприятным для жизни. Лоркан вкладывается в наше дело из-за сделки, которую заключил Антони с Бронвен много лет назад.
Я вспоминаю, как Сибилла рассказывала мне о противозаконной деятельности, которой занимались её сестра и Антони в Ракокки. Я также вспоминаю, как той же ночью Антони обсуждал со стражником-фейри способы смешивания пыли.
— Какую сделку?
— Он с нами не поделился.
И хотя голос Сиб не дрожит, что-то в её выражении лица заставляет меня насторожиться.
Я настолько хорошо разбираюсь в поведении Сиб, что понимаю: она знает всё о делах Антони, в отличие от Катрионы. Неужели моя подруга не верит в искренность её намерений? Лично я считаю, что желание куртизанки помочь людям выглядит несколько странно, учитывая то, с какой готовностью она меняла форму своих ушей на заострённые с помощью украшений и как пренебрежительно она относилась к работнице Амарисов, Флоре.
Я решаю выведать у Сиб подробности, когда мы останемся одни, и вместо этого спрашиваю:
— И ни один из фейри не в курсе твоего «сопротивления».
— О, они прекрасно знают о наших поездках в Ракс, когда мы отвозим туда еду и строительные материалы для постройки более крепких жилищ.
Локоны Катрионы, доходящие ей до плеч, блестят в свете фейского огня, который отбрасывает роскошный канделябр, украшенный разноцветными турмалинами.
Сиб закатывает глаза.
— Мы? Мы стучали в твою дверь вчера. Ты ещё ни разу не ездила в Ракс.
— Я предложила поехать, но Антони настоял на том, что он и его