При его появлении самые умные чиновники постарались как можно скорее сбежать, помня недавний эксперимент фотографирования мыслей. А вот чиновник Войтов замешкался. Да и то сказать, путь к отступлению был отрезан. Его поманили пальчиком. Формально Войтов мог отказаться, сославшись на занятость и невозможность оставить дежурство. Однако, зная непредсказуемый характер криминалиста, чиновник выбрал меньшее из зол.

На плечо ему упала тяжелая ладонь. Вскоре Войтов обнаружил, что уже находится в преддверии ада, то есть в лаборатории Лебедева. Захотелось сбежать, но было поздно. Аполлон Григорьевич указал на табурет с высокими ножками и круглым сиденьем. Войтов напомнил, что у него масса дел и вообще директор департамента может потребовать, на что получил краткий ответ: «Зволянский подождет». Спорить с наглостью невозможно. Мысленно испросив помощи и спасения, чиновник забрался на лабораторный табурет. Сидеть на нем было чуть удобнее, чем на колу.

– Ничего не бойтесь, – сказал Лебедев, снимая пиджак, закатывая рукава и разминая пальцы.

Чем вогнал Войтова в оцепенение.

Из методик гипноза, которые сегодня ночью были изучены, Аполлон Григорьевич выбрал месмерические пассы. Метод казался простым, надежным и действенным. Цель эксперимента была практическая: при помощи гипноза заставить человека не дышать или ненадолго остановить сердце. Что будет, если гипноз удастся, Лебедева не слишком беспокоило. Страницы, где описывалось пробуждение от гипноза, он пролистывал.

– Сидите спокойно, дышите ровно, смотрите на меня, – последовало приказание.

И без того Войтов почти не дышал, боясь шелохнуться.

Собрав волю, Аполлон Григорьевич стал медленно водить перед лицом чиновника растопыренной пятерней.

– Спокойно… Спокойно… Смотрите только на меня… Слушайте мой голос… Только мой голос… Вам хорошо… Вам тепло… Вам хочется спать… Веки тяжелеют… Спать… Спать… Хорошо… Дышите медленно… Медленно… Еще медленней… Дышите еле-еле… Пульс медленный… Еще медленней… Дыхание останавливается… – говорил он замогильным голосом, крутя пассы вокруг головы жертвы гипноза, то есть гипнота.

Войтов боялся вздохнуть. Сердце его билось, как заячий хвостик, в глазах прыгали черные кляксы, но сказать правду не решался. Когда Аполлон Григорьевич потребовал не дышать, Войтов решился на крайность: набрал в легкие воздух, сколько мог, и задержал дыхание.

Гипноз удался. Было чем гордиться. Подопытный сидел, не шевелясь. Глаза широко раскрыты, сердце бьется учащенно, но это пустяки. Главное – он не дышал. Лебедев нарочно проверил: грудная клетка не двигается, из носа и губ нет даже слабого дуновения. Эксперимент наглядно доказал: нет такой науки, которую бы Лебедев не освоил за ночь… Ерунда хваленый гипноз…

Не в силах терпеть удушье, Войтов жадно схватил воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Кислород ударил в голову, в глазах потемнело, он покачнулся и ничком свалился с табурета.

– Ах ты ж… – проговорил Лебедев, добавив веское словцо.

– Что вы наделали! – раздался за спиной строгий окрик.

Не тратя секунды на приличия, Токарский подбежал к лежащему чиновнику, отшлепал по щекам и посадил на стул. Доктор потребовал нашатырь, а сам стал что-то тихо нашептывать Войтову. Чиновник еще не совсем пришел в себя, но уже издавал тяжкие вздохи. Ватка с нашатырем заставила его вздрогнуть и открыть глаза. Токарский взял его кисть, другой рукой стал медленно делать пассы перед лицом. Жертва эксперимента стала ровно дышать, щеки порозовели, а спина распрямилась.

– Как вы себя чувствуете? – спросил доктор.

– Прекрасно… Просто прекрасно… Такая легкость, как будто отдохнул… Благодарю вас, Аполлон Григорьевич, просто чудо, как хорошо…

Осознав провал и катастрофу, Лебедев не счел нужным скрывать поражение за хорошей миной. Он предложил глоток целительного напитка для укрепления сил. Войтов отказался. Чиновник благодарил и выразил чрезвычайное удовольствие. Про себя же возблагодарил небеса, что остался жив.

Когда дверь за ним закрылась, Лебедев в печали опустился на лабораторный табурет…

– Что за ерунда? Все делал, как описано, – проговорил он.

Токарский заметил, в каком горе пребывает криминалист.

– В открытой литературе никогда детально не описываются приемы гипноза. Они передаются только от доктора к ученику…

Аполлон Григорьевич жахнул кулаком по столешнице.

– Я так и думал! И здесь обман…

– Нельзя гипнотизировать, не умея выводить из транса, – сказал Токарский с долей поучительной строгости. – Это может плохо закончиться.

– Почему?

– Неумелый гипноз может подействовать, а вывести из каталепсии будет тяжело.

– Видно, далеко мне до ваших навыков, – признался Лебедев.

Комплимент Токарский не принял.

– У вас большие способности и явный талант, коллега. Месмерические пассы делали замечательно.

– Так вы подсматривали?

– Понаблюдал немного, – с невинной улыбкой ответил Токарский. – Вам нужна практика и развитие специфических навыков гипнотиста. С вами готов поделиться некоторыми секретами.

– Стар я для гипноза, коллега, – заявил Лебедев, слезая с табурета и пожимая ему руку. – Как вы здесь оказались?

– Господин Ванзаров просил моей помощи. Утро у меня свободное, можем заняться…

Поражение искупают победы. Аполлон Григорьевич прикинул, что ему выпадает шанс подсмотреть приемы Токарского. Отказываться от мастерства гипнотизма он и не думал. Вот погодите, еще весь департамент полиции загипнотизирует. Может, хоть поумнеют господа чиновники…

28

Дом на Екатерининском канале

Горничная зевала во весь рот. Кончики пальцев прикрывали зев, верхние зубки сверкали белизной. Она жмурилась, с трудом разлепляя заспанные глаза.

– Родион Георгиевич? Вы знаете, который час?

Было пять минут девятого. Для трудолюбивой горничной самое время хлопотать по дому, готовить хозяйке завтрак и греть самовар. Звонок вырвал Муртазину из кровати. С босыми ногами, в длинной, до пят, ночной рубашке, на плечи накинула темную шаль. Причесать волосы и то не успела. Встречать слишком раннего гостя в таком виде было вызывающе неприлично. Кажется, приличия Муртазину теперь не волновали.

– Не послушали совета, – сказал Ванзаров, стараясь не замечать бурое пятнышко на белой ткани чуть ниже пояса, на которое женщинам немыслимо указывать, даже горничным и прислуге. Во всяком случае, он не мог позволить себе такую грубость.

– Чего не послушалась? – Борьба с зевотой продолжалась.

– Открыли дверь.

– Ах это. Ну вы же не посторонний. – Муртазина вздрогнула от холода и запахнулась шалью. Кажется, барышня окончательно проснулась. – Что за срочность?

– Надо прояснить обстоятельство, связанное с Квицинским.