что у меня имеется достоверная информация, согласно которой Сюзан Брук, скорее всего, уже не было в живых, когда Данбар появился в той квартире. И этого вполне достаточно, чтобы убедить полицию, что неразумно держать вашего сына в тюрьме по обвинению в убийстве. Однако мы по-прежнему не знаем имени убийцы, и у нас нет даже намека на это.

Уиппл уставился на Вулфа, пытаясь сконцентрироваться. Без очков он сразу стал выглядеть старше.

— Но я не понимаю… Если ее уже не было в живых, когда он туда пришел…

— Имеющаяся у меня информация не позволяет в этом усомниться. Я могу добиться его освобождения под залог как важного свидетеля. Но тогда полицейские будут вне себя от злости. Они начнут подозревать вас, вашу жену и всех, кто хоть как-то связан с Комитетом по защите гражданских прав. Они будут подозревать вашего сына не в совершенном деянии, а в том, что он так или иначе в этом замешан. Окончательно снять с него обвинение мы сможем лишь после того, как предъявим убийцу, что будет крайне трудно, поскольку полиция непременно начнет всех запугивать, включая меня. Особенно меня. Я не хочу предоставлять им имеющуюся у меня информацию. Мне нужно, чтобы они подержали вашего сына в тюрьме, считая, что нашли убийцу. Вы, конечно, вправе этому помешать. Вы можете сказать, что, если я буду придерживать информацию, вы сообщите об этом в полицию. В таком случае мне придется сразу же предоставить им информацию и отказаться от вашего дела. Я ясно выразился?

— Да. — Уиппл опустил голову.

Я видел многих людей, сидевших в красном кожаном кресле с опущенной головой, понимая, как сложно включить мозги под пристальным взглядом Вулфа. Увидев на полу очки, Уиппл поднял их, снова достал носовой платок и начал протирать стекла, очень медленно.

— Я ни к чему вас не принуждаю, — произнес Вулф.

Уиппл поднял голову:

— Вам и не нужно. Я думал о своей жене. Если бы она знала, что сын уже завтра может вернуться домой… Но ей необязательно об этом знать. — Он пожал плечами и снова надел очки. — Я ничего ей не скажу. И все же, ваша информация… А что, если она выйдет за пределы вашего кабинета? Вы сможете ею воспользоваться, если…

— Я смогу ею воспользоваться в любое время. У меня есть заявление, подписанное женщиной, которую ваши друзья видели здесь сегодня днем.

— Они будут замешаны?

— Нет.

— А я знаю эту женщину?

— Сомневаюсь. Я не назову ее имени.

— Я… я собираюсь задать вопрос.

— Вы уже задали три вопроса. Я могу ответить.

— Вам известно… Я хочу сказать, считаете ли вы, будто вам известно, кто убил ту девушку?

— Нет. Не имею ни малейшего понятия. У меня даже нет плана. Однако я взял на себя обязательство и собираюсь его выполнить, хотя в данный момент плохо себе представляю, когда и как. Интересно, бывало ли такое, что ответы на мучившие вас вопросы приходили к вам в голову тогда, когда вы чистили зубы?

— И не однажды.

— Я собираюсь почистить зубы буквально через пару часов. И ни в коем случае не этой электрической штукой. Страх получить электротравму наверняка заблокирует все умственные процессы. Скажите, вас как антрополога не волнует угроза, исходящая от автоматизации?

— Как антрополога? Нет.

— А как человека?

— Ну… да.

— Вашему сыну двадцать один год. Вы понимаете, что, спасая его от одной напасти, мы неизбежно подвергаем его другой?

Очень ловко. Оказавшись лицом к лицу с отцом, переживающим за сына, который сидит в тюрьме по обвинению в убийстве, Вулф решил вопрос менее чем за пятнадцать минут и тонко свернул разговор на автоматизацию. И в результате получил нового слушателя, поскольку разобрался со мной еще за обедом. Очень ловко.

Глава 12

Мне следовало догадаться. В среду утром, завтракая на кухне кукурузными маффинами и запеченными яйцами с хересом и шнитт-луком, я устремил взгляд на лежавшую на подставке «Таймс», но при этом напряженно прислушивался, не звонит ли Вулф по внутреннему телефону с просьбой подняться к нему в комнату, чтобы получить инструкции на день. Мне следовало догадаться. Реплика Вулфа насчет озарения во время чистки зубов была всего-навсего уловкой, чтобы вернуться к теме автоматизации. Я не стану утверждать, будто во время чистки зубов у него не бывает минут озарения, но если и так, то лишь в том случае, когда у нас появлялось нечто реально срочное. В данном случае никакой срочности не наблюдалось. Какого черта! Данбар Уиппл был целым и невредимым, к тому же получал трехразовое питание, хотя, если бы Вулф получал такое питание, дело наверняка стало бы срочным.

Та среда оказалась самым неудовлетворительным днем, выражаясь профессиональным языком, на моей памяти. В том, что Вулф отлынивал от дела, не было ничего нового, однако прежде я получал удовольствие, пихая его под зад. Что, как я уже говорил, являлось одной из моих главных обязанностей. Но сейчас меня это не радовало. Я мог официально заявить, что в данном случае никто не мог ничего сделать, а в тот день и подавно. Единственное действие, а точнее, слово, имевшее отношение к делу, прозвучало около пяти часов вечера, когда Вулф возился в оранжерее со своими орхидеями. Услышав телефонный звонок, я со вздохом: «Ну вот, опять автоматизация» — снял трубку:

— Кабинет Ниро Вулфа. Арчи Гудвин у аппарата.

— Это Питер Вон. Я звоню сейчас, так как знаю, что Вулфа в данный момент нет на месте. Я его не выношу.

— Я тоже. По крайней мере, сегодня. Вы уже проснулись и оделись?

— Конечно. Я проспал семнадцать часов. Мне хотелось бы знать, вы ее видели?

— Да. И мистер Вулф тоже. Она провела у нас целый час вчера днем. Расслабьтесь. Она подтвердила все, что вы нам сказали. Вы, естественно, хотите знать, дали ли мы ход ее показаниям. Нет, не дали. Мы решили их приберечь. Впрочем, если вы собрались заглянуть к ней на чашечку чая, я вам этого категорически не советую. Она наверняка подольет вам в чай уксуса, а может, и того хуже. Кстати, совсем забыл вас вчера спросить: вы, случайно, не слышали, чтобы она подражала другим людям? Имитировала голоса?

— Слышал. И неоднократно. У нее это хорошо получается. Видите ли, в свое время она выступала на сцене.

— Ой, да неужели?

— Да. Долли Дрейк. Не звезда, конечно. Ничего подобного. Полагаю, она оставила сцену, когда вышла замуж за Кеннета. Впрочем, тогда я еще не был с ними знаком. Но с чего