Итак, я вернулась на исходную позицию. Ничего не изменилось: куда-то спешат горожане, сумасшедшее дорожное движение, суета в магазинах. Я успела забыть, какими раздраженными выглядят парижане. Стоило бы включить в обязательную школьную программу стажировку в ирландской атмосфере человеческого тепла. Сейчас я искренне так думала, но твердо знала, что через пару дней у меня будет такое же бледное и не слишком доброжелательное лицо, как и у остальных.

Я торчала на тротуаре уже час. Вот вдалеке появился Феликс. И я заметила, что с ним что-то не так. Феликс жался к стенам домов, надвинув кепку, пряча лицо за воротником куртки. Когда он поравнялся со мной, я увидела его забинтованное лицо.

— Ничего не хочу слышать, — заявил он.

Я расхохоталась:

— Теперь я понимаю, почему у нас закрыто.

— Только твой приезд смог вытащить меня из дому. Черт возьми, это и впрямь ты. — Он ущипнул меня за щеку. — С ума сойти, ты будто и не уезжала.

— Знаешь, я себя как-то странно чувствую.

Накопившаяся усталость давала себя знать.

Я скользнула в его объятия и расплакалась.

— Не надо так из-за меня расстраиваться. Это всего лишь сломанный нос.

— Идиот!

Он прижимал меня к себе и тихонько баюкал. Я начала смеяться сквозь слезы:

— Ты не даешь мне вздохнуть.

— Действительно собралась жить наверху?

— Да, это то, что надо.

— Хочешь поиграть в нищую студентку? Имеешь право.

Он помог мне отнести наверх чемоданы, надавив плечом, чтобы открыть входную дверь.

— Ой, как больно!

Я хихикнула.

— Заткнись!

У входа в квартиру он протянул мне ключ.

Я открыла дверь, вошла и с удивлением увидела громоздящиеся одна на другой коробки.

— Это еще что?

— То, что я смог спасти, когда освобождали твою квартиру. Эти старики — настоящие пираньи. Я все хранил здесь в ожидании твоего возвращения.

— Спасибо.

Я безостановочно зевала, а Феликс безостановочно говорил. Потом разнообразия ради он заказал пиццу, и мы ее съели, усевшись на полу вокруг коробки, заменившей нам столик. Он в подробностях рассказал, как сломал нос, — мрачная история после вечеринки, на которой было выпито больше, чем нужно.

— Послушай, — прервала я, — у нас полно времени, я валюсь с ног, а завтра нам нужно быть в форме.

— Зачем?

— «Счастливые люди» — это тебе о чем-то говорит?

— Без дураков? Ты собираешься снова начать работать?

Я просто посмотрела на него.

— О’кей, понял.

Он встал. Я проводила его к выходу.

— Встречаемся завтра утром, чтобы все обсудить, — сказала я на прощание.

Он порылся в карманах и протянул мне связку ключей.

— На случай, если я не проснусь. — Он поцеловал меня.

— Спокойной ночи.

Он как-то странно посмотрел на меня.

— В чем дело?

— Ни в чем, потом поговорим.

Через десять минут я была в постели, но сон не шел. Я забыла шум города, гудки, сирены, голоса ночных прохожих, яркое ночное освещение. А Малларанни теперь далеко. Эдвард тоже.

Я прошла по коридору здания, чтобы попасть в кафе. Дверь заскрипела. Внутри пахло затхлостью. Я щелкнула выключателем. Половина светильников не работала. «Счастливые люди» были не в лучшем состоянии. Я шла по залу, глядела вокруг и вспоминала, вспоминала, вспоминала. Силилась ощутить то, что чувствовала здесь раньше. Впрочем, от былого сохранилось немногое. Я шла вдоль книжных полок, некоторые из них были пусты. На других я трогала книги. Вытаскивала томик наугад, пролистывала. Загнутые уголки, пожелтевшие страницы — почти все они были потрепаны. Я прошла за стойку, провела по ней рукой — поверхность оказалась липкой. Взглянула на посуду — бокалы и чашки со сколами и щербинками. К одному из кранов для розлива пива скотчем приклеена бумажка: сломан. Книги со счетами и заказами свалены в кучу на полу за стойкой. Лишь фотографии на задней стенке были чистыми и висели на месте. Кофемашина долго сопротивлялась, пока не выплюнула некую жидкость, по цвету смутно напоминающую кофе. Я прислонилась к стойке и проглотила ее с гримасой отвращения. Мораль: никогда и ничего не оставлять на Феликса. Чтобы выбраться, устоять на ногах, чтобы излечиться, я верну к жизни «Счастливых людей».

Я уже в третий раз промывала пол тряпкой, когда мой драгоценный компаньон соизволил явиться.

— Ты решила переквалифицироваться в уборщицу?

— Да. Впрочем, как и ты. — Я швырнула ему в лицо пару резиновых перчаток.

Провозившись с уборкой несколько часов, мы уселись на пол. Перед витриной выстроилось в ряд с десяток мешков с мусором. Зато «Счастливые люди» пахли чистотой — в отличие от нас.

— Феликс, с этой минуты ты перестаешь изображать из себя библиотекаря.

— Я стану торговать, что ли?

Я кивнула.

— И предупреди своих приятелей, что они должны платить за все, что заказывают, включая каждый стакан воды. Это понятно?

— Когда ты такая, ты меня пугаешь.

Он закрыл лицо ладонями. Я шлепнула его по рукам и встала:

— Все, можешь идти играть в песочницу.

— А что мы будем делать завтра?

— Заказы.

— Я тебе нужен?

— Подрасти немного… Успокойся, в программе поздний подъем.

Мы с Феликсом стояли по обе стороны бара, я проверяла счета, а он оформлял заказы. Давно стемнело.

— Стоп! Меня уже от всего этого тошнит, — заявил он.

Потом встал, налил нам по бокалу вина, сложил все учетные книги и уселся на стойку.

— Мадам главнокомандующая не возражает?

— Нет, я как раз хотела сказать, что на сегодня хватит.

Он засмеялся, чокнулся со мной и вытащил из-за стойки свои сигареты. Я бросила на него мрачный взгляд.

— Но послушай, кафе закрыто, я имею право курнуть. И ты долго не выдержишь. Он помахал зажженной сигаретой перед моим носом.

— Черт с тобой, кури.

Я поднесла зажигалку к своей сигарете, сделала глоток вина и посмотрела на него:

— Я изменилась?

— Даже когда Колен и Клара были еще с нами, я не замечал, чтобы ты с таким остервенением вкалывала. Но вот от чего у меня вообще крыша едет, так это от того, что ты сама со всем справляешься.

— Я верю, что благодаря «Счастливым людям» заново выстрою свою жизнь. Нам ведь повезло, что у нас есть это место?