Выхожу в гостиную. Здороваюсь за руку с Коркиным, ругающим какую-то из сестер по телефону.

– Где Кит?

– Кит подъезжает. Софья не берет трубку.

– Плохая девочка! – набираю со своего.

Гудки, гудки, гудки…

А я объяснял, что в любое время суток ты должна быть на связи, Фея!

И, наконец-то, берет.

Облизываю пересохшие губы, чтобы сразу нарычать.

– Захар?… – что-то не так.

Я это уже понимаю, но перестроиться не успеваю.

– Софья, трубку брать, по возможности, сразу. И с моего номера, и с номера остальных. Срочно в офис!

– Простите… – очень расстроенно. – Но я не могу… – выдыхает она.

Обдумываю несколько секунд ее слова и тон.

– Что случилось?

– Я у Елизаветы, – дрожащим голосом. – Ее хотят увезти… Но этого нельзя делать… Она же в стерильной комнате… а они хотят накачать ее убойными препаратами… а тогда печень не выдержит… – пытается она мне что-то нервно объяснить.

– Подожди. Куда увезти?

– Они хотят закрыть ее палату на стерилизацию, на дезинфекцию. И готовят ей переезд в другое отделение. На другой край города. Не специализированное для трансплантации отделение! Где даже не будет ее лечащих врачей!

– У тебя договор с клиникой заключен? Оплачена палата до какого?

– На два месяца вперед оплачена. Но договор не со мной! Договор с ней заключен. Ей сейчас очень плохо, она не соображает ничего. Они, наверняка, надавили, и она подписала согласие. Меня к ней не пускают, и говорить со мной никто не хочет! Отправляют к главному врачу. Там полный коридор людей, я к нему не попаду до вечера точно.

– Когда увозят?

– Сегодня.

– Встреть меня на крыльце, я еду. Адрес скинь смской.

– Ментал, Коркин, поехали.

– Куда?

– Фею спасать, – вздыхаю я. – Обижают.

Кита ловим на входе, разворачиваю и его тоже.

Кратко объясняю суть дела.

Пока едем, на светофорах читаю отзывы об отделении и главном враче. Главного не хвалят. Взяточник. Склоняет всех к платным услугам, обещая более хорошие условия для больных, а после оплаты забивает на обещания. В принципе, система известная.

Мы долетаем за полчаса. Это удача, конечно, что нигде не встали. Раскрасневшаяся Софья на крыльце. В джинсовом комбинезоне и с двумя небрежными шишечками на голове. Милый плюшевый Микки Маус!

Мне б такого на диван… но…

– Софья, – подхватываю ее под локоть, ускоряя в сторону проходной больницы. – Если ты хочешь, чтобы с тобой разговаривали взрослые дяденьки и тетеньки, в следующий раз надеваешь пиджак, брюки, каблуки. Волосы собираешь строже. На глаза – агрессивные стрелки.

– Разве это поможет?

Бросаю на нее еще один взгляд.

– Если нужно говорить с женщиной – да. Если с мужчиной – свое волшебное лавандовое платье, и волосы распустить. Это психология эффективных коммуникаций.

– У меня не было возможности собраться. Я прямо с репетиции…

Опять с оленем своим изящным обнималась?

– А почему твой Ванечка не с тобой, когда у тебя такой ахтунг?

Молчит.

Заходим всей толпой по ее пропуску. Санитарка на проходной, встает, чтобы тормознуть нашу процессию. Киваю на нее Менталу, и он остается улаживать эту проблему. Пусть «залечит» ее, пока мы удалимся достаточно далеко.

Третий этаж…

И Софья срывается прямо из лифта, пробегая метров семь до стеклянных дверей и перехватывая рукой стойку с капельницей, которую везет медсестра.

– Нет! Вы ей это не поставите!

– Вы не имеете право препятствовать лечению. Елизавета Городецкая – совершеннолетняя, и сама в состоянии решать о…

– Ваша фамилия? – подключаюсь я.

– Что? – поправляет она повязку.

– Семейный адвокат Захар Волков. И я должен понимать, на кого повесить расходы по пересадке печени, когда она откажет. Сообщите Вашу фамилию, будьте любезны.

– А причем здесь я? Говорите с ее врачом, – отступает она. – Я только исполняю предписания.

– Тогда погодите немного их исполнять. Врачи очень любят перевешивать ответственность за несчастные случаи на младший персонал. Как адвокат достоверно это заявляю.

Киваю Киту с Коркиным на дверь палаты.

– Никого не пускать. Я до главного врача. Софья… вперед! Где тут у нас главный?

А в рекреации у кабинета главного, и правда, человек тридцать.

Но я, не притормаживая, беру Софью за руку и иду к двери. Путь мне перегораживает сразу несколько человек. Все на взводе. Здесь душно и уверен, ни один не стоит здесь ради удовольствия.

Небрежно взмахиваю красными корочками вневедомственной охраны, которые, если не разглядывать, ничем не отличаются от ментовских. Как по волшебству все преграды рассасываются.

Открываю дверь, пропускаю Софью, захожу сам. И застаю интересную сцену.

Пачка денег на папке, лежащей на столе. Начинающий звереть на глазах главный врач, мужик лет сорока, и тушующаяся женщина, посетитель.

Все застываем.

Не теряясь, достаю свой телефон и делаю фото. Врач, растерявшись, быстро открывает тумбочку и сгребает деньги туда.

Идиот… Кто ж так со взятками палится? Сидел бы смирно, никто бы никогда не доказал, что он взял эти деньги. А так…

У меня стоит режим двенадцать кадров в секунду, и получается, практически, видео.

Идиот!

Хотя мне совершенно неинтересно разводить эти игры. Они проигрышные. Но как точка напряжения – вполне.

– Выйдите немедленно!

Еще раз взмахиваю красными корочками. Врач идет пятнами.

– Подождите, пожалуйста, в коридоре, – обращаюсь к женщине.

Она, не проронив не слова, выходит. Я не осуждаю ее. Она спасает кого-то из близких. Я бы тоже платил.

– Вы кто? Что Вам нужно?

– На каком основании Городецкую собрались перевозить? Договор заключен на два месяца.

Несколько секунд соображает.

– На основании заключенного с ней договора о смене места лечения.

– Покажите.

Пошарив в бумагах, достает листы договора.

– А Вы кто?

– Я – ее представитель, – не углубляюсь в подробности. – Это ксерокопия. И она не имеет юридической силы. Где оригиналы?

Еще немного покопавшись в тумбочках, достает подшивку бумаг, протягивает.