За неделю, пока готовили телеги к походу, Бугай и Сова исхудали,как и Рус, хотя охотники дичи приносили целые горы. Просто ели на ходу,старались успеть и в кузницы, где молоты бухали в четыре руки, и к тележникам,и шорникам.

– Еще три дня, – сказал наконец Сова. – Это Чех иЛех знают, что их ждет. А нам надо идти и щупать ногой ­землю.

Рус посмотрел на небо:

– Скоро начнут падать листья. Позорно, ежели осень ­застанетнас здесь. Выходит, мы устрашились сдвинуться с места!

– А много ли нам надо? – удивился Сова. –Идти до первых холодов. А вырыть землянки на зиму – это трудов нанеделю.

Бугай услышал, бросил предостерегающе:

– Мы забрались на север! Здесь зима наступает раньше. Анасколько лютая, скоро узнаем на своих шкурах. Листопад не за горами.

– Впереди еще месяц жовтень, – буркнул Рус. –Сова, я дам коням нагуливать жир еще три дня. Но на четвертый выступаем, дажеесли начнется гроза с градом.

Он лежал без сна, думал. Теперь он – вождь. Хотягораздо лучше для этого подошли бы Бугай или Сова, они старше и опытнее, но всепочему-то смотрят на него, ждут наказов от него. Конечно, он – сын тцара Пана,но что в этих дальних землях тцарские дети?

Полог на миг откинулся, открыв звездное небо. Он увиделмелькнувший женский силуэт, но еще раньше узнал по сильному необычному запаху,словно бы он впитался в ее кожу.

– Ис, – сказал он, – что говорят?

Она села рядом, опустила узкую ладошку на его необъятнуюгрудь. В полутьме смарагд в золотом обруче на лбу поблескивал загадочно итаинственно. Глаза были в тени, но он чувствовал, как она смотрит на его лицо,вот ее взгляд скользнул по его лбу, щеке, ласково прошелся вдоль носа, очертилтвердую складку у губ.

– Ты уже спрашивал, – напомнила она.

– Я все время это хочу знать.

– Рус, не беспокойся так…

– Ис, что ты говоришь?

– Не беспокойся, – повторила она с нажимом. – Тыочень быстро мужаешь, Рус. Еще три дня назад ты был мальчишкой… Да, богатырем,сильным и ярым воином, от тебя могли рождаться дети, но ты сам оставалсяребенком. Но сейчас с тобой происходит непонятное. Все заметили.

– Что?

– Рус, ты не думаешь, почему это с тобой все-таки осталосьстолько народу? Не одни же невольники из каменоломни? Сколько богатырей,старших дружинников, отважных воинов, просто ремесленников, умельцев… Они верятв тебя.

Он пробормотал с тоскливым страхом:

– Не в меня… В сына тцара Пана!

– Так ли?

– Так, – сказал он убежденно. – Пан был великимгероем. А потом стал великим тцарем. И дед его был героем.И прадед! И вообще наш род славен героями… Но в каждом роде не безурода… И я как раз знаю, что я не герой!

Она помолчала, он не видел ее лица, но чувствовал понапряжению пальцев, что она не согласна. Затем послышался ее спокойный шепот:

– Повернись на живот.

Ее пальцы коснулись его плеч, захватили кожу, отпустили,ухватили в другом месте. Он сперва прислушивался, затем приятное ощущение началораспространяться по всему телу.

Она щипала его плечи и спину, стучала костяшками пальцев,мяла, даже встала босыми ногами и потопталась, разминая спину, ощущение былотаким сладостным, что он только блаженно мычал сквозь стиснутые зубы.

– А теперь перевернись…

Он поспешно перевернулся, и снова ее нежные, но сильныепальцы умело мяли ему широкие пластины грудных мышц, твердые квадратикимускулов живота, и он уже забыл о своей тоске, во всем теле жила свирепая мощь,готовность вскочить на неоседланного коня, помчаться в ночь в поискахпротивника, дабы в схватке охладить кровь…

– Не надо ее охлаждать, – прозвенел ее тихий голос слегким смехом, и он со стыдом понял, что сказал это вслух. – Сегодня ночьюне надо…

Он забылся под утро коротким и настолько глубоким сном, чтоесли бы его можно было измерить, то послали бы до преисподней.

Утро было холодное, траву покрыли крупные холодные каплиросы. Вот-вот наступит осень, роса сменится инеем. Он будет исчезать еще довосхода солнца, но кто не поймет такой грозный знак, тот обречен. Потом ударятморозы, задуют метели. Медведи зароются в берлоги, проспят до весны, а людилибо укроются в крепких домах, где будет запас дров и пищи, либо… умрут.

Рус выбрался из шатра на четвереньках. Жар от затухающегокостра едва прогревал землю на два шага вокруг. Там лежали, тесно прижавшисьдруг к другу, скорчившиеся фигурки людей, покрытые разным тряпьем, старымишкурами.

Рус ударил палицей в подвешенное к дереву било. Тоскливыйзвон разнесся далеко, в утренних сумерках мелькнули волчьи тени и отступили.Люди начали шевелиться, подниматься с великим трудом. Некоторые осталисьлежать, и Рус со страхом подумал, что кое-кто, изможденный усталостью иболезнями, уже не поднимется.

Подходя к костру, где сгрудились его старшие дружинники,теперь уже бояре, он услышал бодрый голос Ерша:

– Укрылся Бугай от холода рыбацкой сетью, трясется, но тычетпальцем в ячейку: мне даже тут холодно, а каково ж тем, что снаружи!

Посмеялись, Рус подумал благодарно, что Ерш своими нехитрымишуточками умеет поддержать людей.

Хоть они и считают его своим вождем, но никогда в жизни онне чувствовал себя таким беспомощным и растерянным. Подошел, остановился, незная, что сказать.

Ерш кивнул, похохатывал, а Сова переглянулся со своимилюдьми, вдруг поднялся. Глаза бывшего воеводы были внимательные итребовательные.

– Утро, князь, – сказал он негромко, но все услышали иумолкли. – Вели собираться. Надо выступать в путь… князь.

Дважды он назвал Руса князем, и оба раза он чувствовал себятак, словно кто-то ударил раскаленным молотом в спину. Князем не называли дажеЧеха, а уж его, Руса, так можно назвать только в насмешку.

Но глаза Совы были серьезные и требовательные.

– Велишь ли, княже?

Рус, одолевая дрожь в горле, сказал сиплым голосом:

– Велю. Всем собраться. Проверить все, чтобы ничего нужногоне оставить. Быть готовыми к дальней дороге.

Сова круто повернулся, зыркнул на своих соратников. Тевскочили, опрокидывая кружки и ковшики с горячим настоем трав.

– Слышали, – спросил Сова с нажимом, – что велелкнязь? Выполняйте.

Возле костра опустело. Рус все еще стоял как оглушенный. Ещевчера… ну пусть не вчера, но неделю тому он был одним из них. Вождем был Чех,они с Лехом его младшие братья. А сейчас…

Сейчас и Чех князь, мелькнула мысль. И Лех. Их отрядбеглецов уже разрублен на три части, и каждая может вырасти в племя. Чеху ужепредсказано, что он станет прародителем великого народа. И Леху обещано,что свой отряд превратит в большое племя, затем в народ, создаст великоегосударство, будет трясти вселенную, как медведь грушу. Но не всякое зерно,брошенное в землю, прорастает… Есть и слабые, что гибнут.