— Всё хорошо, — успокоил декана Фин. — Вы, должно быть, уронили свечу. К счастью, я как раз проходил мимо и услышал крики. Всё могло закончиться очень печально.

— Печально? Печально? — Филиус Эмбертин сдвинул брови. — Вы, юноша, даже не представляете, насколько печальная участь ждёт в скором времени всех нас!

Неожиданно академик схватил Фина за рукав и притянул к себе. Теперь пронзительно голубые глаза Эмбертина буравили его насквозь.

— Вы же воин-академик, я прав, юноша? — проскрипел он. — Я могу довериться вам? Могу?

Фин молча кивнул.

— Вы должны взять эти бумаги, — засуетился декан, передавая Фину свиток. — И отправиться на факультет Кучевых Облаков, в мои личные покои. Там в спальне возле скульптуры губошлёпа будет деревянная панель. Пока всё понятно?

Фин снова кивнул.

— Отодвиньте её. — Голос декана слабел с каждой секундой. — И найдёте шкатулку, передайте её и свиток, который я дал вам, моему верному другу Скридиусу Толлинксу, наследному рыцарю. Скажите ему, что пришло время «отдать небу то, что было у него взято». Скридиус поймёт, что означают эти слова.

Фин кивнул в третий раз, в горле встал комок. Бедный Филиус Эмбертин всё же потерял рассудок. У Фина не хватило храбрости сказать академику, что Скридиус Толлинкс исчез в открытом небе, как все остальные последовавшие за ним Рыцари-Академики.

— Я. я посмотрю, что можно сделать, — тихо произнёс он.

— Теперь уходите. — Филиус умоляюще глядел на юношу. — До того как они вернутся. — Декан ещё крепче стиснул руку Фина. — Они служат Хаксу, — доверительно прошептал он. — Он держит меня в плену.

Фин засунул свиток в рукав.

— Я могу ещё что-нибудь для вас сделать? — спросил он, сдерживая набежавшие на глаза слёзы жалости.

— Нет, только заберите шкатулку, — затряс головой декан. — Действовать нужно быстро. От этого зависит будущее Санктафракса!

— Я всё сделаю! — ответил Фин, выходя из комнаты. Свитки? Панели? Будущее Санктафракса? Бедный Филиус Эмбертин перепутал сон с явью.

Фин уже дошёл до своей комнаты, как вдруг услышал стук тяжёлых сапог и грубые голоса. Оглянувшись, он увидел двоих привратников, направляющихся к маленькой келье бывшего декана.

— Что во имя Неба ты натворил, старый болван? — взревел один из привратников, отворяя Дверь. — Повсюду пепел!

— На минуту нельзя одного оставить, — шипел второй. — Хочешь, чтобы тебя приковали цепями? Этого хочешь?

У Фина отвисла челюсть. Быть может, Филиус Эмбертин говорил правду?

Кузница

Серый гоблин не сводил глаз с пляшущего в печи огня. На кузнеце красовался тяжёлый передник из тильдячьей кожи, толстые перчатки и высокий треугольный колпак, и всё же жар, идущий от печи, обжигал лицо.

— Ещё чуть-чуть, — уговаривал себя кузнец, часто моргая уставшими глазами. В печи белел раскалённый клубок плавленого металла.

В одной руке мастер сжимал длинные щипцы, в другой — тонкий тигель с расплавленным металлом. Осторожно окунув щипцы в металл, кузнец вытянул горячую полоску и сделал ею в воздухе несколько виражей. Полоска застыла и превратилась в крепкий обруч, на который, повинуясь точной руке мастера, лёг второй обруч, за ним третий, и постепенно на кончиках щипдов образовалась хрупкая металлическая круглая клетка.

Этот этап был самым сложным. Жара становилась невыносимой, рука дрожала, и изящная клетка в любой момент могла обрушиться на пол, превратившись в кипящую лужу расплавленного металла. «Ничего удивительного, — подумал Стоуп. — Было безумием плести клетку, словно паук плетёт свою паутину».

Эта смелая идея пришла Стоупу в голову, когда он наблюдал за огромной форсункой, обогревающей скалу. Если бы летучие скалы небесных кораблей можно было обогревать таким же способом, то отважные Рыцари-Академики имели бы больше шансов удержать свои корабли на воздушных волнах.

С тех пор Стоуп направил весь свой пыл и талант на во площение в жизнь своей за думки. Вместо тяжёлых и быстро сгорающих дров кузнец решил использовать древесный уголь, долгоиграющий и лёгкий, как пёрышко.

Но каким образом можно хранить древесный уголь на борту? Стоуп пробовал поместить его в металлические жаровни — овальные трубы с дырочками, но ничего не выходило.

Уголь либо погасал, либо выпадал наружу. После долгих часов упорного труда, а Работал Стоуп по ночам, когда его хозяева Грязикад и Кучевал засыпали, серый гоблин придумал круглую металлическую клетку, сквозь частые прутики которой легко выходило тепло и не выпадал уголь.

Долгие часы Стоуп проводил за работой над своим шедевром. Иногда в кузницу по ночам заходил Раффикс. Друзья вместе весело коротали долгие часы, старшекурсник охотно помогал гоблину, поддерживал шуткой, был на посылках.

Смотреть на огонь было больно, но Стоуп отважно таращил глаза, глядя в самое сердце жаровни. Шесть… семь… восемь колец. А сейчас.

Он схватил щипцы, вытащил из огня свой раскалённый шар и сунул в холодную воду. Раздалось грозное шипение, повалил дым, и Стоуп стянул колпак. Его произведение быстро меняло цвет, превращаясь из белого в жёлтый, из жёлтого в красный.

Тьма за окном сменилась утренним светом.

Клетка ярко блеснула в руках кузнеца. Осталось только проделать небольшое отверстие для угля с крошечной дверцей на маленьких серебряных крючках и выковать золотой замочек. Стоуп радостно улыбнулся. Ему не терпелось показать своё творение Раффиксу.

Обсерватория Лофтуса

— Что там за шум? — тихо пробормотал себе под нос профессор Света.

Он отстранился от телескопа и рассеянно оглядел башню обсерватории. Он что-то слышал, это точно… или ему всё-таки почудилось. Вот что значит подолгу смотреть на небо.

Профессор Света уже давно разглядывал небеса в поисках хоть какого-то следа бедного Хемфикса Рута, последнего Рыцаря-Академика, отправленного в Сумеречные Леса за грозофраксом. Профессор сокрушённо покачал головой. Корабль перевернулся в одно мгновение, и его тут же выбросило в открытое небо. Хемфикс не успел покинуть борт и спастись.

Ещё один храбрый юноша сгинул, а во имя чего?

— Во имя неуёмной гордыни и безумных фантазий Хакса Востилликса, — вздохнул профессор.

В воздухе не было и намёка на кислые частиды, но Хакс не хотел ни чего слушать. Он возглавлял (¦ Рыцарскую Академию, а значит, никто, даже Высочайшие Академики не могли помешать ему отправлять рыцарей на верную смерть.

— Безумие, чистой воды безумие, — проворчал профессор, поднимаясь со стула и направляясь к винтовой лестнице.

Ещё ступив на первую ступеньку, профессор понял, что что-то не так. Откуда-то шёл сквозняк, раздавался шум.