Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит так, братие… Скачите к себе, собирайте ратных людей немедля. Всех, кого можно! Мужиков по деревням, кои оружие держать способны, сбирайте тоже…
— Не успеть, княже, — подал голос князь Ожский. — Даже если соберём кого, научить ратному делу время надобно. Никак не успеть.
Князь Юрий угрюмо замолчал, и было видно, как в бороде ходуном ходят желваки на скулах.
— Мужиков сих в поле мы не поведём, ясно. На стенах же стоять большого ратного мастерства не надобно.
Тревожное молчание повисло в горнице.
— На чьих стенах стоять, княже? — подал голос князь Всеволод Пронский.
— Как пройдут они в землю нашу, — заговорил князь Олег, — пожгут всё, мелкие города поодиночке порушат. О весях я уж и не говорю…
— Твои предложения? — прищурился князь Юрий на брата.
— Неуж не ясно? — князь Олег тоже прищурился. — Подмогу надобно звать. У князя Георгия Владимирского…
— Умён ты, брате, ну до чего умён! — откинулся к стене князь Юрий. — Гонцы к князю Георгию Всеволодовичу мной посланы ещё затемно. Со строгим наказом, отказ назад не привозить. В ноги кланяться, ежели надо будет. Обещать, что встанет Рязань под его руку, сапоги ему сымать будем, как вон Суздаль.
Князья глухо зароптали.
— Щедро сулишь, княже, — проворчал Всеволод Михайлович Пронский.
— Щедро? — вновь прищурился князь Юрий. — Отнюдь. Неужто не знаете вы всё, что сотворили сии поганые с царством булгарским? Неужто хотите того же для рязанской земли? Да, рука у князя Георгия тяжкая, жаден он и властолюбив. Но по сравнению с Батыгой он чистый ангел небесный. Сейчас отбиться надобно прежде всего, а там видно будет, что и как.
Вновь воцарилось молчание.
— И ещё. Думаю я послать тебя, Евпатий, просить войско у князя Михаила Всеволодовича. Князь Ингварь тебе поможет, благо он сейчас в Чернигове.
— Думаешь, поможет? — спросил князь Олег.
— Уверен! Князь Михаил давно нам союз предлагал, да всё мялись мы, брате. Всё на самостийность свою оглядывались, да на князя Георгия Владимирского. Эх! — хлопнул себя по бедру князь Юрий. — Ладно… На тебя, воевода, — обратился он к Клычу. — оставляю Рязань…
И вновь тяжкое молчание повисло в горнице. Все уже понимали, о чём идёт речь.
— Верно молчите, други, — усмехнулся князь Юрий. — Вижу, поняли вы всё. Не хочу я пускать поганых в нашу землю. Надобно встретить их в поле и отбить.
— Этого нельзя делать, княже! — хриплым басом заговорил воевода Клыч. — На стенах один воин четверых стоит, и конница тут бесполезна. В поле же поганые перемогут числом. Вспомни Калку! И кто тогда встанет на стены рязанские?
— Нельзя, княже! — поддержал воеводу князь Пронский. — Даже ежели вдвое набрехал этот пёс смердячий, всё одно чересчур много их.
— Ваши предложения?! — возвысил голос князь Юрий. — Ладно, соберём всё войско да поставим на стены рязанские. Много ли народу успеет укрыться за стенами Рязани? А князю Глебу из Коломны да Давиду Ингваревичу Муромскому, как подойдут они нам на подмогу, объясним — мол, решили мы спасти один стольный град Рязань, а ваши Муром да Коломна пойдут на съедение хану Батыге… Ну а про ваши городки, Ожск со Свирельском и прочие я уж и молчу, братие.
Вновь воцарилось молчание.
— И последнее дело у меня. К тебе оно будет, Фёдор, — обратился князь Юрий к сыну. — Возьмёшь охранную дружину, поедешь к Батыге на поклон. Обещай ему дань великую, меха и меды, да хоть злато-серебро… Пусть запрашивает, обговорим. Ясно, хочет он воевать рязанскую землю, но исключать любую возможность глупо. Сейчас каждый день дорог.
Князь Юрий смотрел на сына, и даже в неверном свете свечей было видно, как в глубине глаз его стынет смертная тоска.
— Зачем его? — вмешался князь Олег. — Молод он ещё для такого дела. Я поеду, брате…
— Ты мне тут, в Рязани, позарез надобен, — жёстко отрезал князь Юрий. — С войском мне одному разбираться прикажешь?
— Дозволь собираться, княже? — встал из-за стола Евпатий Коловрат. — Путь до Чернигова неблизок… Сегодня выехать хочу.
— Иди, Евпатий, — кивнул князь Юрий, и все разом зашевелились, — У кого какие вопросы имеются?
— Да уж какие тут вопросы… — князь Всеволод Пронский застёгивал шубу, в которой так и просидел, несмотря на то, что в горнице было жарко натоплено. — Когда с войском быть?
— …Аж золотом отливает соболёк-то! Эх…
Молодой князь Фёдор Юрьевич стоял и смотрел, как боярин Варга с ключником укладывают меха в широкие кожаные мешки. Боярин ещё раз встряхнул соболиную шкурку, вздохнув тяжко, опустил в мешок.
— Не горюй, Варга! — Фёдор чуть улыбнулся. — Шкура, она и есмь шкура.
— Да вам, молодым, всё едино! — боярин рассматривал на свет следующую шкурку. — Легко вы к казне относитесь, вот что.
Дверь широко распахнулась, и в кладовку стремительно вошла высокая, стройная молодая женщина. Огромные карие глаза, со свету распахнутые во всю ширь, светились тревогой.
— Феодор!
Жена Фёдора Юрьевича, молодая княгиня Евпраксия была истинной цареградской царевной. Тонкое, благородное лицо с нежной гладкой кожей без единого пятнышка — хоть сейчас на икону. Секунду женщина мучительно вглядывалась в лицо мужа, затем рывком обняла его, прижалась.
— Ох, муж мой…
— Ну что ты, что ты, лада моя, — Фёдор уже гладил её по голове и плечам, успокаивая. — Ну всё же будет хорошо… Съезжу с посольством к Батыге и вернусь… Правда, правда…
Боярин Варга незаметно ткнул ключника кулаком в бок, показал глазами на выход. Ключник замешкался было, пытаясь закрыть сундук с мягкой рухлядью — боярин вновь ткнул его, посильнее. Посольство к Батыю отъезжало немедленно, и негоже было отнимать у молодых последнюю возможность поговорить наедине.
Шатёр джихангира поражал своим великолепием. Целые брёвна длиной в двадцать шагов, не меньше, служили ему опорами, на внешнее покрытие пошли сотни бычьих шкур. Изнутри шатёр был задрапирован самыми дорогими материями, какие только существовали в подлунном мире — тут были и тончайший индийский муслин, и голубой китайский шёлк, и тяжёлая, как кольчуга, негнущаяся от обилия золотой скани византийская парча. В золотых китайских светильниках на треножниках, украшенных изображениями драконов, чадно горел топлёный бараний жир, освещая всё внутреннее убранство шатра и заодно покрывая бесценные ткани слоем жирной, липкой копоти.
В центре шатра на громадном золотом блюде-жаровне жарко алели угли, на которые глухонемой слуга то и дело подбрасывал свежие можжевёловые чурочки, тут же вспыхивающие ярким пламенем, распространяя вокруг терпкий аромат. Многочисленная стража из отборных ханских нукеров находилась в тени, готовая в любой момент исполнить приказ Повелителя, отданный голосом, взглядом или просто лёгким движением брови.