Тут налетели товарищи нурманна, схватили Плюща с Бородиным, скрутили, как им удобно, и повязали руки обоих кожаными ремешками.

– Готово, Хёгни! – весело сказал викинг в полосатой рубахе – пробежав стометровку, он даже не запыхался. – Слава Одину, и в деревню спускаться не надо! Языки сами пришли!

Рыжий, которого и звали Хёгни, гулко захохотал.

– Слава нам! – воскликнул он. – Конунг знал, кого посылать, хо-хо! Ладно, раскладываем этих. Косой, у тебя самый острый нож.

– А пастухи не услышат? – усомнился тот. – Надо чтоб по-тихому.

– Не услышат, – отмахнулся Хёгни. – Только не сразу пальцы отчикивай, а до фаланги.

– Да это же не воинская порода! Я не успею второй палец отрезать, как они загомонят!

– Эй, вы! – прикрикнул Костя самым мужественным голосом, какой только мог изобразить. – Вы чего задумали? Выпытать у нас, что нужно, и с кручи долой? Вы что?! Мы же к вам шли, не видите, что ли? К конунгу вашему!

– Да ну? – хмыкнул Хёгни и велел: – Рассказывай.

– Я обо всем расскажу только самому конунгу, – твердо заявил Плющ, – ибо есть вещи, о которых простому воину знать не положено.

– Это кто тут простой воин? – оскорбился рыжий.

– Ну ты же не ярл! – выкрутился Костя. – Конечно, пытки я не снесу и все тебе выложу. И что ты станешь делать потом, когда конунг обо всем узнает?

– О чем?! – рявкнул Хёгни и легонько треснул Плющу кулаком в скулу.

Костя упал в траву.

Не сразу поднявшись после нокаута, чувствуя слабый звон в ушах, он упрямо пробубнил:

– Об этом должен узнать только конунг.

Рыжий сплюнул.

– Ладно, двинули, ребята! – раздраженно сказал он. – А этих разговорим в лагере. Тем более что сэконунг так и велел. Торстейн, коней!

Косой вывел из зарослей пятерых лошадок, низкорослых и мохнатых.

– Эй, вы! – обратился третий из викингов к «этим». – По коням. Попробуете улизнуть – шкуру сниму! Дошло?

– Дошло, – огрызнулся Валерий. – Об оружии не прошу, все равно не вернете. Сумку-то хоть отдайте!

Третий пожал плечами да и набросил сумку хозяину на шею.

– Носи, – буркнул он.

– А чего там, Ракни? – поосторожничал Хёгни.

– Да мелочь всякая – крючки, огниво…

Плющ, сильно расстроенный потерей оружия и позорным поражением, повысил голос:

– Чего вы вообще пристали? Мы вас трогали?

Викинги расхохотались, а Торстейн добродушно ткнул кулаком Косте в спину.

– Они нас… не трогали… – кис от смеха Хёгни. – Попробовал бы ты нас тронуть, селедка дохлая!

– Ну тронули же, – рассудил Ракни. – Вона, щит тебе попортили.

– Во-во, – сразу заворчал рыжий и пихнул Бородина. – Вперед, дохлятина!

Валерия с Константином легко усадили на коней и привязали к седлам.

Первым ехал Хёгни на гнедом коньке, за ним поспевали пленные, а Косой с Ракни, тоже верхом, трюхали сзади, прикрывая тылы и лениво переговариваясь.

– Зря сэконунг выжидает, – рассуждал Торстейн. – Ярл уж какой день гуляет, вроде как из похода вернулся. Взяли бы их тепленькими!

Ракни фыркнул насмешливо.

– Вот когда в конунги выйдешь, – сказал он, – вот тогда и будешь решать, в какое время да что творить.

Косой засопел.

– Ты тут еще будешь, – проворчал он.

Бородин, зыркая по сторонам, пришатнулся к Плющу поближе и сказал тихонько:

– Вроде, не местные они…

– Похоже, хотят на ярла напасть, отнять и поделить. Они все вроде как люди какого-то конунга… Сэконунга.

– Знаю, – чуток обрадовался Валера, – это морской конунг. Корабли у него есть и дружина, а земель с подданными – нету.

– Понятненько… Может, это тот самый Гунульф?

В следующий момент древко копья пребольно ткнулось бывшему своему хозяину в спину.

Костя чуть кубарем не полетел с седла.

– Чего там шепчетесь? – прикрикнул Ракни. – Молчать!

Плющ стиснул зубы, прокручивая в воображении, что бы он сделал с этим наглым викингом, будь он покруче.

Картинки всплывали яркие…

– Слушайте, – пересилил он себя, – чего вы нас-то сцапали? Мы ж не из дружины ярловой, не знаем ничего!

– Все так говорят, – сказал Хёгни через плечо. – А как начнешь ремешки со спины вырезать, сразу и память возвращается, и говорливыми все становятся – страсть!

– А помнишь того тощего монашка? – оживился Торстейн. – Мы его с Бьёрном из рясы-то вынули – ну, цыпленок-цыпленком, да еще и ощипанный. Уложили возле муравейника, колышки вбили в землю, ручки-ножки к ним привязали, порезали монашка синюшного – чуток совсем, лишь бы кровь покапала, а мураши и полезли! Как стали его жрать! Облепили всего, а тот воет, корчится…

– Долго выл? – поинтересовался Ракни.

– Не знаю, конунг нас в другое место послал.

Костя похолодел. Пытки – это серьезно.

Если герои мужественно молчат на допросе с пристрастием, значит, гнать надо палачей-непрофессионалов.

У заплечных дел мастеров даже статуя заговорит!

А хуже всего то, что, ломая своим жертвам кости, палачи самого человека ломают, лишают его воли к сопротивлению, превращают в забитое животное.

– Пытать обещают, – шепнул Валера.

– Так мы ж не знаем ничего!

– А им по фигу…

Плющ даже не пытался себя обманывать, изображая готовность к подвигу.

Как выяснилось, он оказался совершенно ни к чему не готовым. Страшно было Косте, страшно и гадостно. И злая досада пробивалась.

Регулятор… Какой он, к троллям, Регулятор? Сейчас самого так отрегулируют, что ни ножек, ни рожек не останется…

Ехали споро, без задержек.

Вскоре вся кавалькада миновала соседний фьорд, Вегейрфьорд, и дорога пошла вниз, углубляясь в утесы, кое-где осененные кронами живучих сосен, закогтивших корнями замшелые скалы, прораставших на голых камнях.

Спустившись по ту сторону хребта, отгораживавшего Вегейрфьорд от северных ветров, викинги вышли к двум белым скалам, словно сторожившим вход в мрачное ущелье, промозглое и лишенное солнечного света.

– Тролльботн[48], – буркнул Хёгни, ежась поневоле.

Костя криво усмехнулся – проняло рыжего! Боится нечисти, чучело с мышцами.

По дну ущелья, усеянному галькой, тек ручеек, впадавший в укромный залив. Сразу по выходу из Тролльботна, по обе стороны тянулся неширокий бережок.