В итоге вы пролетаете через последнюю преграду, даже не успев ничего сообразить. Вам в каком-то странном смысле все равно – и ваше счастье, что это так. Все очень странно. Вы начинаете говорить с жесткостью суровых, но обаятельных персонажей Уильяма Гибсона. Та ваша часть, которая ближе других к человеческой, переселяется в программу под названием «Скриптор». Все происходящее воспринимается в терминах меню «Скриптора». Вы входите в комнату и мгновение в тревоге думаете: это идет под заголовком «сцена» или «действие»? Решить невозможно, поэтому вы говорите что попало первому встречному – это определенно будет под заголовком «диалог». Уже два месяца вы работаете по четырнадцать часов в день, шесть дней в неделю. Ваши близкие при встречах смотрят на вас как-то не так. Вы мечтаете нанять секретаря. Кого-нибудь, кто взял бы на себя мелочи: разговаривал с вашими детьми, чистил за вас зубы. Периодически наступает страшное просветление, когда вы осознаете, как глубоко и как комично вляпались. Тем временем ваш друг, который хочет быть режиссером, перебрался в Торонто, где предполагается снимать «фильм» (о котором вы думаете в кавычках). Он привез с собой беременную жену и двух детей от первого брака в самую зверскую зиму за всю историю Канады. И он уже потратил миллионы чьих-то чужих долларов… на что-то. На что именно, вы толком не знаете. А чек так до сих пор и не подписан. Не совсем подписан. Нет.

Потом чек подписывают. И режиссер – теперь он уже действительно режиссер – начинает снимать. Все происходит с совершенно фантастической скоростью – из-за неумолимой логики, требующей втолкнуть сто пятьдесят неожиданно сложных страниц в пятьдесят шесть съемочных дней. Тем временем договоры со звездами тоже подписаны. Прибывают актеры и вселяются в ваших персонажей. Очень странно. Невероятно странно. Люди с рациями. Автомобили, шоферы. Фургоны-буфеты. Актриса на главную роль в декорациях пекинского отеля учится метать дротики ниндзя в пенопласт. Операторы дым-машин закачивают дым в бар «Дром». Дело пошло!

Актер, играющий телохранителя-транссексуала Йомамму, спрашивает, есть ли у него пенис. Вы честно отвечаете, что этого не знает никто, кроме Притти, его подружки. В конце концов, кто еще отважился бы спросить? Ответ его вроде устраивает.

Вне съемочной площадки вы слишком много о ней рассказываете, доканывая друзей и родных своей однообразной одержимостью. Вы показываете фотографии, сделанные на съемках. Друзья и родные пожимают плечами. Вы пытаетесь вести себя нормально. Не получается. Вы не знаете, чем себя занять, и едете в Торонто посмотреть на номер люкс пекинской гостиницы, а его уже нет. Разобрали. И бар «Дром» тоже.

Вы обнаруживаете все, что осталось от пекинского люкса – грязный кусок ковра и раскуроченные поддельные кресла Филиппа Старка – в еще более огромном здании бывшей трансформаторной фабрики за чертой города, на Индастри-стрит. Здесь режиссер и художник-постановщик решили создать величайшую в мире свалку, исполинскую «гоми», вроде секции моста в «Виртуальном свете», безумный, до слез лирический трехмерный коллаж из грузовых и мусорных контейнеров, жилого автофургона, катера и школьного автобуса. Забираетесь наверх, внутрь – такое чувство, будто все странные ветра искусства, времени и возможности дуют сквозь вас. Вспоминаете, как в четырнадцать лет первый раз читали про Интерзону в «Голом завтраке». И это оно. Вы не плачете, но вполне готовы расплакаться…

И внезапно все резко сдает назад, поворачивается. Вы снова в реальном мире и понимаете, что больше такого у вас не будет, а впрочем, и ладно. Вы побывали здесь, пусть на долю секунды, а теперь можно возвращаться к нормальной жизни, разговаривать со своими детьми и, может быть, даже чистить зубы.

Вам больше не придется ничем таким заниматься.

(Правда, есть еще какой-то «окончательный монтаж», и вам толком не объяснили, в чем он заключается.)

В ту пору, когда это писалось, я пребывал в блаженном неведении не только о том, что такое окончательный монтаж, но и о многом другом. Впрочем, я все равно очень рад, что написал этот материал – сегодня он напоминает мне, что у процесса были очень своеобразные приятные стороны.

Впервые я подумал о киборгах, глядя на роботов из вышедшего в 1940 году сериала «Таинственный доктор Сатана». В 1936 году эти роботы появились в «Подводном королевстве», а в 1952-м вернулись на экраны под роскошным названием «Зомби из стратосферы». Пишу об этом не потому, что я такой уж знаток сериалов студии «Репаблик пикчерз» или просто научной фантастики. Просто у меня в закладках есть Гугл. Впрочем, о Гугле потом.

«Таинственный доктор Сатана» – едва ли не первый мой телезрительский опыт. Кажется, я смотрел его в 1952 году, причем по телевизору с корпусом из настоящего дерева – сегодня это кажется мне совершенной фантастикой. Изначально его показывали в кинотеатрах по одной серии за раз, а в пятидесятые годы переделали в телевизионный формат и передавали днем, когда все возвращались из школы, сразу после получасового выпуска черно-белых голливудских мультфильмов.

Роботы доктора Сатаны наводили на меня ужас. У них были массивные цилиндрические корпуса и конечности вроде гибких труб, а лишенные плеч руки напоминали гигантские пассатижи. Эту странную конструкцию придумали еще в 1936 году, о чем я в детстве даже не догадывался. Я в жизни не видал большей жути, и когда эти чудища надвигались на героя или его подружку, всегда норовил отвернуться от экрана.

Что же я тогда знал о роботах? Что это «механические люди» и что их называют «роботами». Что эти роботы служат Доктору Сатане. Действовали ли они сами или под управлением злодея? Скорее второе, ведь в сценах со злобными роботами из старых сериалов всегда есть намек на чье-то незримое присутствие – а значит, и на дистанционное управление. На экране злобный робот, и тут же показывают злодея-ученого. Он следит за роботом по телевизору из своей лаборатории. Дергает огромный рубильник, и робот тут же делает что-нибудь совсем уж злобное…

Я смотрел этот сериал в начале пятидесятых, а значит, вскоре должен был впервые услышать про «электронный мозг». Наряду с «космическим кораблем» его появления тогда ждали в самом ближайшем будущем. Вообще-то он был создан еще в годы войны, просто об этом мало кто знал. Теперь понятно, как же сильно ошибались фантасты послевоенной эпохи: все ждали космический корабль, и почти никто – электронный мозг. Теперь-то мы знаем, что оказалось важнее.

Электронный мозг. К чему бы его можно приспособить? В сороковом году наверняка его воткнули бы в какой-нибудь механизм. Нет, не в роботов, доставшихся Доктору Сатане из сериала про Атлантиду. Нашли бы что-нибудь попрактичней. Скажем, в машину для сварки рессор на тракторном заводе в Милуоки.

У фантастов этот эффект называется «Эпохой паровых машин». С того самого дня, как на кастрюле с кипящим супом впервые задребезжала крышка, стало понятно, что пар в замкнутом пространстве можно использовать как движущую силу. Еще древние греки вращали с помощью парового двигателя медный шарик, однако паровоз будет построен только в Эпоху паровых машин.