Ну, а кто предупрежден, тот вооружен. Хватит сил и желания – сражайся, не хочешь рисковать – беги. Впрочем, как оказалось, вполне достаточно дважды в год засылать подарок коменданту и можно жить спокойно, как у Христа за пазухой. Ну или, если быть точнее, у Аллаха, поскольку Аскер-паша правоверный мусульманин.

– Эй, на воде! – словно в подтверждение моим размышлениям, донеслось с берега. – Куда правите? Не заблудились, часом? Гавань дальше по течению. Примерно через милю-полторы.

– Добрый вечер добрым людям… – отозвался Типун и закончил фразу какой-то странноватой прибауткой: – Неужто пескарь карася погреться к огоньку не пустит?

– А ты кто сам будешь – пескарь или карась? – уточнили в ответ с берега. Ничуть не удивившись.

– Ни то, ни другое… Окунь, – вполне серьезно ответил казак.

– А-а, ну тогда другое дело… – голос невидимого собеседника сменил интонацию на более приятельскую. – Икры много везешь?

– Как получится… А что?

– Не бойся… окунь. Не из любопытства спрашиваю, а для порядка. Если поклажа большая, но легкая нужна – правь на дальний огнь. А с тяжелой – прям сюда и заворачивай.

– Понял, дружище… Извини… Давненько не заглядывал к вам, вот и не знал, что Салотян порядки изменил, типун мне на язык.

– Не бери в голову, дружище. Не ты один… Недавно так заведено. С весны. Как Чернота бухту под себя взял. Теперь он здесь старший рыбак. Как высадитесь – не погнушайся, загляни к нему. Он любит, когда пришлые уважение выказывают.

– Добро. Мы на дальний костер…

Ничего себе. Прям шпионское кино. Как все серьезно. Это вам не Тортуга и пятнадцать рыл на сундук мертвеца. Пьяная и бесшабашная вольница. Впрочем, я же сам не видел, а знаю лишь то, чего писатели понапридумывали. И уже в Сечи имел возможность убедиться, как их байки соответствуют действительности. Будь все так, как в книжках, и Сечь бы триста лет на пути Великой Порты и Крымской орды не стояла, и пираты с корсарами мощнейшие морские державы в страхе не держали.

Когда вошли в бухту, стало заметно, что здесь пришвартован не один десяток больших, набивных лодок, а на берегу – помимо двух сигнальных огней, горит еще несколько костров. Только не просто так – открыто, а в бочке. Чтобы пламя слишком много света не давало, а лишь слегка разгоняло тьму. Затемнение, значит. Конспирация.

– Зачем нам к «пуховикам»? – спросил Полупуд, направляя лодку вслед за Семеном.

– А с чем вы завтра в город пойдете? Сам же говорил, забыл? Вот и прикупим, что и нести не тяжело, и продать без убытка можно.

– Вижу, опыт у тебя и в самом деле немалый. Даже тайные слова знаешь.

– Ну так поплавай с мое по реке… – не стал отнекиваться кормщик. – Олесь, Петро! Заснули что ли? Типун мне на язык… Живо в воду! Тащите лодки к берегу.

Олеся, еще окончательно не осознавшая своего перевоплощения в парня, чуток замешкалась, за что была награждена несколько грубоватым сравнением с длинноухим жвачным животным из отряда непарнокопытных. Ну, что поделать? Таковы реалии мужской жизни…

У крайнего костра лодок было немного меньше, чем в центре. Нашлось место и для наших двух.

К тому времени окончательно стемнело, тем более под нависающей стеной обрыва. Так что увидеть можно было лишь те места, куда доставали отблески не такого уж и большого костра. В основном все воспринималось как игра теней. Неподвижных – кип тюков с товарами и размытых, снующих по берегу – контрабандистов.

Как и говорил Типун, наше прибытие никого не заинтересовало. Сидящие у костров только головы повернули, но ни один не подошел и даже не окликнул. Если дозорный пропустил – значит, свои. И если захотят, сами подойдут к огню. А не захотят, так на то их воля.

– Василий. Вы с Олесем пока здесь обождите. А мы с Петром к атаману наведаемся. На моей памяти не случалось еще, чтобы контрабандисты промеж собой свару затевали… типун мне на язык. Тем более в таборе. Но держись настороже. И если все же кто-то с вопросами подойдет – отвечай, что мол, окуни мы… то бишь – перекупщики. Зачем пришли, знает главный. А он к Черноте пошел. Вернется – с ним говорите.

– Не учи ученого… – проворчал Полупуд.

– Э-э, нет, друже, не то говоришь… типун мне на язык, – не согласился кормщик. – У речного братства свои законы и язык свой, тайный. Ты себя сразу выдашь. Даже если молчать будешь. Так что, кроме того, что я сказал, больше не произноси ни слова, если не хочешь усложнить нам жизнь.

Полупуду не слишком понравилось оказаться в роли новика, но казак был опытным и мудрым, понимал, что товарищ прав, так что упрямиться не стал.

– Не волнуйся, Семен. Не подведу. Правда, Олесь?

Обращаясь к девушке, он как бы свел всё к шутке, но в то же время подтвердил, что последует совету и будет придерживаться заведенных среди контрабандистов правил.

Типун так уверенно двигался между грудами товаров и расположившимися на отдых людьми, что было ясно – знает, куда идет.

При нашем приближении сидящие у костров не меняли тона разговора, не поворачивались на звук шагов, но руки у каждого словно сами по себе нащупывали оружие.

– Добрый вечер добрым людям… – неизменно произносил Типун, проходя мимо.

И ему так же неизменно отвечали:

– Дай, Господи, – после чего возвращались к прерванному занятию или разговору.

Насколько я помнил бабушкины наставления, в христианстве нет такого приветствия. Только в ночь перед Рождеством говорят «Дай Боже добрый вечер» и отвечают «Дай Боже здоровья». Видимо, и тут речники придумали для себя особые слова. Которые человек случайный знать не может. Поэтому и отпускали пальцы рукояти пистолей и сабель, как только кормщик произносил заветную фразу.

Пригодится или нет, а запомнить следует. Та же бабушка, царствие ей небесное, любила приговаривать, что человеку не все стоит делать, но знать надо.

– Заблудились или ищете кого-то? – от навесной стены оврага отделились двое и шагнули наперерез.

– Рыбака… – спокойно ответил Типун. – Старшего в этой заводи.

– И что надо?

– Мы только пришли с водой, типун мне на язык… Давно не рыбачил в этих местах. Хочу спросить, на что лучше клюет.

Ответ оказался правильным, поскольку стражники так же молча исчезли, как появились, а мы пошли дальше.

Тусклые багровые отблески пламени, просвечивающего между рассохшихся клёпок, делали окружающую нас обстановку зловещей и таинственной. Так и казалось, что вот-вот, кутаясь в длинный черный плащ, навстречу шагнет какой-нибудь Зорро или граф Дракула. Если не киношный вампир, то хотя бы настоящий – знаменитый венгерский князь Цепеш, прославившийся непримиримой и невероятно жестокой борьбой с османами. Не существовало в мире такой казни или пытки, которую он не применял бы к пойманным басурманам и их пособникам. Из-за чего и стал в будущем прототипом главного голливудского вампира.