– жестокую «царевну», которая будет обращаться с ним как с животным, как с собственностью, уничтожит его, если захочет. Северин – человек одержимый, горящий бесплотными видениями и вечно хватающийся за идеалы, которые материальный мир никогда не воплотит для него. Ванда фон Дунаев, напротив, стремится повеселиться: «Нет, я ни от чего не отказываюсь, я люблю любого мужчину, который обращается ко мне, и делаю счастливым любого мужчину, который любит меня… Я богата и красива, и такая, какая я есть, я живу весело, для удовольствия и наслаждения».

Ванда живет не для того, чтобы служить одному мужчине, и не для того, чтобы уничтожить многих, но Северин – увлекательный оратор. Он убеждает ее ненадолго примерить горностаевую мантию завоевательницы. И Ванда живет этим экспериментом, а это, безусловно, новый вид опыта для прекрасной распутницы. Они едут на поезде в Италию, Ванда играет роль жестокой, богатой дебютантки. Северин выдает себя за ее слугу, Грегора. Он едет третьим классом и подносит ей сумки. Можно представить себе, насколько захватывающей могла быть подобная фантазия для автора, сына баронессы и инспектора имперской полиции. Любовники подписывают недвусмысленный рабский контракт, который дает ей все полномочия, духовные и телесные, над Грегором, включая право убить его, если она сочтет нужным. Здесь есть откровенные сцены избиения, которые заставят фанатов «Пятидесяти оттенков» вздрогнуть. Ванда берет в любовники крепкого грека, и вместе они избивают и унижают Северина. Было бы заманчиво и так просто сказать, что все идет Северину на пользу, ведь это именно то, о чем он так мечтал, но все гораздо сложнее. Он действительно испытывает муки, которые сам на себя навлек. Он едва может сдержать ревность и унижение, пылающие в нем: «Ощущение, когда на глазах у женщины, которую обожаешь, тебя избивает удачливый соперник, совершенно неописуемо; я умирал от стыда и отчаяния».

«Как изобретательно! – скажете вы. – Какой искусный выдумщик!»

Дело в том, что «Венера в мехах» почти автобиографична. Захер-Мазох действительно совершил такую поездку в Италию. Он выдавал себя за Грегора, лакея своей любовницы, некой Фанни Пистор Богданофф. Они баловались с мехами и кнутами и даже взяли итальянского актера на роль строптивого интервента. До Фанни лихой молодой писатель встречался с замужней женщиной в Граце и уговорил ее на свидание с фальшивым «польским графом», который на самом деле оказался русским аптекарем в бегах за ограбление кассы на его работе. Оказалось, что «граф» был болен сифилисом и передал его любовнице Леопольда, поэтому он бросил ее, изобразив, что потрясен ее предательством. Парень был чертовски неприятным.

Чуть позже Захер-Мазох женился на Авроре Рюмелин и провел десятилетие, принуждая ее к подобным сценариям. Они также подписали рабский контракт. Он давал ей личные объявления о поиске любовников и отказывался продолжать писать и содержать их семью, если она не станет Вандой из его фантазий. У женщины того времени было не так много возможностей содержать себя, особенно после замужества и рождения детей. Аврора отказалась от своего имени, от прежней сущности и надела символические меха, которые так хотел ее муж. Согласно «Исповеди Ванды фон Захер-Мазох», «с тех пор не проходило и дня, чтобы я не выпорола мужа, не доказала ему, что выполняю свою часть договора. Вначале мне было очень противно, но постепенно я привыкла к этому, хотя никогда не делала этого не иначе как с неохотой. Видя, что я делаю то, что он хочет, Леопольд постарался сделать этот опыт как можно более болезненным. Он специально изготовил на заказ кнуты, в том числе один с шестью плетьми, утыканными острыми гвоздями».

С гвоздями! Леопольд не шутил. Сегодня в БДСМ-теме таких называют серьезными нижними. Он хотел боли; хотел унижения. И того, и другого – в огромных количествах. И все же, подобно Северину из «Венеры в мехах», он всегда находился в состоянии конфликта, никогда не был удовлетворен более чем на мгновение. Пропасть между его мистическими идеалами и реальными, плотскими человеческими существами причиняла Захер-Мазоху и его близким бесконечные страдания.

Новый источник страданий был не за горами.

Пыльные анналы истории переполнены именами президентов, императоров, мест сражений и затонувших кораблей, но лишь изредка попадается имя Рихарда Фридолина Йозефа барона Краффта фон Фестенбурга ауф Фронберга (кратко фон Эбинга). В целях оперативности и экономии типографских расходов мы будем называть его доктором Рихардом фон Краффт-Эбингом. Австрия конца XIX века, где Краффт-Эбинг начал зарабатывать свое место в анналах истории, была захватывающим веком открытий и новых технологий. Но еще оставалось достаточно архаичной помпезности, чтобы вместить в себя такое титулованное имя.

На самом деле Австрия была только что созданной Австро-Венгерской империей. Европейские королевства смещались, как гиперактивные тектонические плиты, но древние державы на вершине, такие как Габсбурги и Римская католическая церковь, еще не были готовы передать бразды правления современным демократиям. Это был ослепительный век паровых поездов и электрических фонарей, но генералы все еще носили высокие перьевые шапки, выезжая на лошадях на битву. Восстания прорастали повсюду, как плесень на сырной корке. «Весна Народов» в 1848 году привела к крупным восстаниям в более чем пятидесяти странах. Новые карты нужно было печатать ежегодно. Следить за всеми новыми названиями королевств и провинций было практически круглосуточной работой.

При всем своем непостоянстве названия и имена, как хорошо знал Рихард фон Краффт-Эбинг, довольно полезны. Они позволяют свести сложные схемы конкретных признаков и абстрактных идей к нескольким слогам (или, в случае с добрым герром Доктором, к нескольким десяткам слогов). Имена можно повторно использовать и анализировать. А анализ, как выяснилось, был делом жизни Краффт-Эбинга. Он и немногие другие смело вступали на новую территорию в области современной психиатрии. Трудно представить себе, что было время, когда людей не спрашивали об их детстве, страхах, амбициях и ночных кошмарах, по крайней мере, за деньги, но на самом деле современную практику можно приблизительно отнести к этой эпохе.

По правде говоря, люди исследовали необъятные просторы человеческого разума по крайней мере столько же времени, сколько существует человечество. Эти исследования происходили в области философии, поэзии, истории, мифологии. История полна увлекательных размышлений, блестящих открытий и ошеломляющих неточностей в отношении человеческого разума. В египетских папирусных свитках, датируемых VI–X веками до нашей эры, встречаются упоминания о депрессии и слабоумии. Древние китайские и индийские практики очень подробно описывали шаги к достижению сбалансированной, здоровой души, сочетая результаты наблюдений, гербологию, религию и магию. В средневековом арабском мире для содержания и ухода за людьми с психическими заболеваниями были созданы очень специальные палаты и составлены впечатляющие документы, классифицирующие многочисленные известные заболевания. Однако в то же время Европа была