Во время второго свидания мы сидели на комковатых креслах в переполненном кинотеатре «Музыкальная шкатулка», читая субтитры к какому-то польскому фильму о двух печальных людях, гуляющих по городскому парку. Джереми легонько толкнул меня локтем, когда я положила ногу на ногу.

– В группе это низззяя! – прошептал он, и оба рассмеялись. Он положил свою ладонь поверх моей, да так и оставил до конца фильма. Ее тепло и вес ощущались как чистое удовольствие.

На обратном пути к его дому мы жались друг к другу, исхлестанные ветром. И рассказывали о своих самых трудных предписаниях. Я щегольнула предписанием с «динамщицей» – и представить не могла, что буду кому-то рассказывать ее на втором свидании. Джереми сказал, что со своим самым трудным еще не справился. Когда я спросила, что это было, он отвел взгляд.

Через пару шагов сказал:

– Розен говорит, мне следует попросить бывшую девушку простить мне долг.

Джереми скривился и уставился на свои ноги.

В его гостиной стоял коричневый диван и такого же цвета кофейный столик. Письменный стол с компьютером он пристроил к окну в кухне, а ванная комната, пусть и не пахнущая дезинфектантом и не до конца очищенная от выпавших волос, показалась мне довольно чистой. Впечатлил его серебристый чайник и ассортимент разных чаев.

Пухлый полосатый кот оранжево-белой расцветки мурчал у его ног.

– Это мистер Буржуа.

– Его так зовут?

Он кивнул и улыбнулся.

– Что ж, если приглядеться к твоей книжной полке, не стоит удивляться.

Макиавелли, Сартр, Платон, Сократ, Хайдеггер, Кант. Самым легким чтивом там был св. Августин.

Я сбросила туфли и заявила Джереми, что терпеть не могу новую группу.

– Почему? – спросил он, садясь рядом на диван. Его колено коснулось моего.

– Там все на нервах и страстях. Все орут и жрут, потом рыдают и обнимаются. И Марни не в восторге от того, что я тоже там…

– Как думаешь, почему Розен привел тебя туда?

– Ну…

– Что?

– Он считает, это поможет мне раскрыться для отношений.

Я перевернула чашку, чтобы не показать, насколько мне стыдно об этом говорить.

Он взял меня за руку.

– Я тоже ненавидел вторую группу. Каждую секунду.

– Почему остался?

– Хотел посмотреть, что эти чувства означают, откуда берутся, – он пожал плечами. – И вот он я.

Сердце кинулось к краю реберной клетки.

Он подался ко мне.

– Не против, если я тебя поцелую?

Я почувствовала нараставшее в груди новое ощущение безопасности, граничившее с желанием. Кивнула, и наши губы встретились. Я ощутила вкус ромашкового чая, и когда Джереми положил руку мне на затылок, прильнула к нему и к тому шансу, который он предлагал. Вкуса мужских губ я по-настоящему не ощущала уже почти два года – с Эндрю была слишком занята диссоциацией, чтобы что-то почувствовать, а на парковке с Хавьером единственным, что я чувствовала, была моя собственная эмоциональная зависимость. Теперь, когда Джереми прикасался ко мне губами и языком и его эспаньолка щекотала губы, я почувствовала, как либидо пару раз заискрило, а потом занялось пламенем. Напряжение между ног было смесью удовольствия и боли, желания и муки, удовлетворения и голода. Я возвращалась к жизни.

Это было то, чего я ждала.

– Никаких секретов, – посоветовал доктор Розен, когда я пришла на группу с эпичной новостью, что побывала на двух свиданиях с Джереми. – Все, что происходит между вами и Джереми – в эмоциональном, романтическом, сексуальном плане, – несите каждый в свою группу.

– А еще в финансовом, – вставил Карлос, осведомленный о прежних проблемах Джереми.

Быстрый подсчет: мои две группы плюс две группы Джереми составляют вместе приблизительно двадцать человек, которые будут знать, что мы расплачивались за ужин каждый за себя, дали друг другу вторые ключи от своих квартир или занимались сексом во время моих месячных.

– Эй-эй! Погодите-ка! А разве еженедельный разбор полетов перед всеми, черт возьми, подряд не отнимет у отношений энергию?

– Моя рекомендация – никаких секретов, – повторил доктор Розен.

– Ваша рекомендация – отстой!

– А вашим способом получалось лучше?

* * *

На третьем свидании мы на пару часов взяли ко мне Ландин, дочку Марни, чтобы они с Пэтом могли пойти на праздничный ужин в честь годовщины. Пока малышка спала у меня на руках, Джереми заглядывал в шкафчики, рассматривал посуду Клэр и стоял на балконе, любуясь видом.

Когда Марни и Пэт забрали Ландин, я предложила Джереми присоединиться к Клэр и Стивену в баре на Белмонт-стрит и послушать живую музыку. Когда он согласился, я была даже несколько ошарашена. Неужели это действительно настолько просто? Все, что требовалось, – просто спросить?

– Хочешь собрать сумку, чтобы остаться у меня на ночь? – уточнил он.

Я не могла скрыть радости. И заметалась по комнате, запихивая в сумку лосьон для контактных линз и чистый свитер.

Бар пришелся Джереми не по нутру – этакая пещера, полная бывших членов студенческих братств и стареющих фанатов «Кабс», хлещущих напитки из пластиковых стаканчиков. Когда музыканты отыграли первый сет, Джереми шепнул, что готов уйти. Все тело задрожало. Я проезжала светофоры на красный свет и не останавливалась под знаками «стоп». Мне не терпелось вжаться собой в его тело.

Пока он кормил мистера Буржуа, я сидела на кровати. Когда опустился рядом, я прильнула к нему. Он прикоснулся губами к моим.

– Ты не против? – прошептал Джереми. Я кивнула и притянула его к себе. Прижалась всем телом, а он крепко обнимал меня, целуя все активнее и глубже.

Потом мягко отстранил меня и перевернулся на спину.

– Я не готов к сексу, – сказал он. Простое признание – пять слов, которых я никогда раньше не слышала ни от кого, включая себя. Это что, его предписание?

– Ладно, ничего страшного.

И действительно, страшного-то ничего.

Необязательно секс и совсем необязательно сегодня.

Как только он сказал, что секса не будет, тело еще больше расслабилось, растворяясь в постели, в этом моменте, в нем. Сегодня с поцелуев все началось и ими же закончится. Он подкатился и прижал меня к себе, тесно-тесно: грудь к груди, живот к животу, бедра к бедрам.

– Может, просто поспим? – предложил Джереми.

– Конечно.

Мы пристроились друг к другу, наше дыхание стало глубже.