В любом случае это случилось вчера, а сегодня я просыпаюсь от звучащей где-то в отдалении музыки и насыщенного запаха еды: бекон, яичница, свежезаваренный кофе и банановый хлеб.

Рот наполняется слюной, и я с трудом ее проглатываю. Убила бы за большую чашку кофе. И кстати, встретиться с Мэлом лицом к лицу не составит труда, ведь к нему у меня осталась только неприязнь.

Я тихонько открываю дверь и босиком захожу в гостиную. Моя красная пижама в клетку едва прикрывает ноги, а спутанные волосы, как одичалые ветки, свисают вокруг лица. Я замираю в укромном уголке между комнатой и коридором. С каждым моим шагом сердце замирает.

Эштон Ричардс (да, тот самый Эштон Ричардс), одетый в золотистый халат, на нагрудном кармашке которого вышиты его инициалы, сидит в гостиной Мэла в темных очках и курит. Он попивает кофе и что-то читает в блокноте Мэла, а на заднем фоне его команда носится с уборкой и готовкой. Так мультяшные животные помогали Золушке собираться на бал.

С прискорбием замечаю, что Ричардс, несмотря на его многочисленные и очевидные пороки, если верить тому, что говорят журналисты, без сомнений, шикарен. Он похож на поистине сексуальную вариацию Иисуса и на давно потерянного брата Хемсвортов, но с длинными волосами.

Мэл сидит в кресле напротив, положив скрещенные ноги на кофейный столик, пожевывает незажженную пряную сигарету и подкидывает в потолок мяч для регби. По портативному радио играет песня «Boys Don’t Cry» группы The Cure, но я не куплюсь на то, что Мэл хранит кассеты и старый добрый приемник. Он отнюдь не романтик.

В кухне-студии, на барной стойке и на столе куча тарелок: на одних – выпечка и фрукты, на других – полноценный английский завтрак, а еще – дурь.

А ну-ка притормозите. Это то, о чем я думаю?

Приглядевшись к серебряному блюду, я таращу глаза. Ричардс поднимает голову от блокнота, который читает, и машет руками в мою сторону.

– Кто-нибудь, дайте этой телочке соглашение о конфиденциальности. Я тут работать пытаюсь.

Ко мне подскакивает подозрительно похожая на Уитни, помощницу Райнера, блондинка с толстой кипой бумаг и ручкой.

Мэл делает вид, будто не замечает меня. Щеки его покрыты свежим легким румянцем. Интересно, это от холода или от полученных прошлой ночью оргазмов? Он выглядит как потерянный Питер Пэн, обаятельный, сдержанный, но вполне опасный. Как бы я ни старалась, все равно не получается его ненавидеть.

– Что за кисуля? – Ричардс пяткой пихает ногу Мэла и кивает в мою сторону.

– Моя секс-рабыня, – без обиняков отвечает Мэл и, поймав мяч, крутит его на пальце как профи, не сводя глаз с потолка.

Интересно, а что не умеет делать этот мужчина?

Ах, ну да. Хранить верность.

– Реально? – Эштон срывает очки и наклоняется вперед, разглядывая меня еще внимательнее.

Я скрещиваю на груди руки, понимая, что от холода соски встали торчком.

– Как-то она немного… не по форме одета? – Он приподнимает густую бровь над кристально-голубыми, как Карибское море, глазами.

Я все-таки убью Мэла.

Реально придушу. И даже не во сне. Хочу, чтобы он полностью осознавал происходящее.

Заметив, куда смотрит Ричардс, Мэл переводит взгляд на меня. Я продолжаю молчать, потому что жду, какую еще байку он расскажет.

– Она любит бродяжничать, поэтому я закрываю глаза на ее манеру одеваться, – поясняет Мэл, продолжая вертеть мяч. – Я ей уступаю, но писать и переодеваться на публике не разрешаю.

Я киваю и приторно улыбаюсь Эштону Ричардсу. Блондинка протягивает мне контракт и ручку, и я не глядя подписываю его, продолжая сверлить взглядом ее босса.

– Мэл просто скромничает, – завожу я. – Это у него страсть к бродяжничеству. Вообще-то мусор он о-о-обожает. Гляньте только на этот дом. – Я отдаю девушке ручку и обвожу руками комнату. – Порой мне кажется, он не успокоится, пока не превратит свое жилище в помойку. Однажды я застукала, как он занимается любовью с пустой банкой из-под консервированной фасоли.

– На самом деле это был томатный суп, – с невозмутимой миной поправляет Мэл, но в его фиолетовых глазах мелькает озорство. – И у той банки имя было. Лаура.

Эштон смотрит то на него, то на меня и разражается таким смехом, что по щекам у него текут слезы. Он напоминает молодого сексуального Большого Лебовски.

– Юные влюбленные. Чертовски вдохновляет. Как тебя зовут, милашка? – Эштон широко мне улыбается.

– Рори, – отвечаю я одновременно с Мэлом, вызвавшимся назвать мое полное имя.

– Аврора Белль Дженкинс. Похоже, все культурное образование ее матери свелось к «Диснею». Лично я считаю, что Круэлла Де Виль подходит ей больше.

– Лично я считаю, что мужчины, изменяющие женам и хранящие от них секреты, должны быть забиты до смерти толпой бейсбольных питчеров, – парирую я и иду на кухню, где наливаю себе чашку кофе из нового аппарата, установленного вчера.

Я хватаю с тарелки на стойке булочку и откусываю кусочек.

– Переезжай в Саудовскую Аравию, – предлагает Мэл. – Там прелюбодеяние карается смертной казнью. Хотя, безусловно, ты и сама оказалась бы под угрозой.

– Никогда не изменяла, – рычу я.

– Пока, – безучастно произносит он.

Сволочь.

– Почему не предупредили, что начали работать? – спрашиваю я с набитым ртом, делая вид, что не услышала колкость Мэла уровня третьего класса.

На данный момент Ричардс что-то считает по пальцам или, возможно, пересчитывает пальцы, но, судя по виду, он не с нами. Ясно одно: он на короткой ноге с дурью, под влиянием массы химических веществ.

Да поможет мне Бог. Я живу в доме, где ответственный за все человек – Мэл.

– Потому что здесь столько наркотиков, что хватит усыпить целый Китай, – смотря на меня с сомнением, отрезает Мэл. – Подумал, будет разумно не запечатлевать это на камеру.

– Мне нужно делать свою работу, – цежу сквозь зубы.

У Мэла глаза загораются.

– Серьезно? Ты имеешь в виду настоящую работу, а не ту, где с недовольным, задумчивым и глупым видом всюду шастаешь с камерой наперевес?

Наши взгляды скрещиваются, и как же хочется наорать на него.

Наорать потому, что он трахался в соседней комнате.

Потому, что он стал таким гадким.

Потому, что он изменщик, глупец и лжец.

Но больше всего хочется наорать за то, что он рушит предоставившуюся мне возможность, мешая выполнять свою работу.

– Нам надо поговорить. – Еле-еле держусь, чтобы не наброситься на него и не придушить. С трудом сохраняю хладнокровие.

– Я неоднократно пытался с тобой поговорить, но ответ всегда был отрицательным. Вкуси собственную пилюлю, Рори. На вкус как годовой давности презерватив, согласна?

О чем это он? Мэл пытался со мной поговорить? Когда? Где? Я