На следующее утро Себастьян ушел в издательство совсем рано — практически сбежал из дома — скорее из-за того чувства неловкости, которое он испытывал, находясь рядом с Никки, чем от желания работать, Никки до изнеможения умоляла его не ревновать ни к бывшему мужу, ни к шефу, ее терзали воспоминания о самых тяжких моментах ее предыдущего брака с этим безумным Отелло, и в слезах просила его не делать глупостей. Несмотря на приложенные усилия, Себастьян ничего не мог с собой поделать. Ему никак не удавалось выбросить из головы выражение лица Таиландочки, когда он застал ее с Доносо. И это сказало ему больше, чем все слова вместе взятые. Он выскочил из дома, не побрившись, с красным пятном на всю щеку от диванной подушки, над которым всласть смогут поиздеваться друзья. Солнце осторожно выглядывало в просветы между тучами и отражалось в разлившихся по тротуарам лужах.

В голове все кружились слова Никки. Что ты себе возомнил? Что я наставляю тебе рога с Элианой, с моим шефом, со всеми подряд? Когда ты, черт тебя побери, поймешь, что я люблю тебя? Ну, она, конечно, преувеличивает. Но откуда эта дурацкая неуверенность? Неужели у них так будет всегда? Он будет терзаться сомнениями и походя делать несчастной ее? Так или иначе, с этим нужно заканчивать. Просто невыносимо — женаты всего ничего, а он уже спит на диване.

Шагая мимо особняка дяди Юргена, Себастьян бросил настороженный взгляд за растрепанные сосны, словно ожидая, что оттуда выскочит призрак в очках-консервах. Сад выглядел запущенным. Пожелтевшая лужайка и ржавый трехколесный велосипед у ступеней главного входа. Интересно, чей это велосипед? Темные запыленные окна второго этажа подслеповато щурились на улицу. С какой комнаты начнем уничтожение? Что будет с дядей? Нет. Он этого не сделает.

Себастьян страшно поразился, не обнаружив ранее отделявшую «светлую комнату» от соседнего офиса стену. Теперь «светлая комната» превратилась в просторный зал с множеством пустых письменных столов, на которых удобно устроились новенькие элегантные iMac DV в пластиковых чехлах. Пройдет немного времени, и они дружно примутся выплевывать огромное количество сводок новостей и прочей полезной и не очень информации. Рядом с Надей и Наоми красовался постер с Ларой Крофт — вездесущей кибергероиней. Шорты в обтяжку, едва не выскакивающие из выреза ярко зеленого флуоресцирующего топа налитые груди: ее создателями, без всякого сомнения, были мужчины.

Пиксель и Браудель пыхтели над рекламой одного из супермаркетов. Себастьян сел за стол и включил компьютер.

— Что тут у нас происходит? Я что-то упустил?

— Мы растем, — пояснил Браудель. — Уругваец просто гений. Они подписали бюджет и согласились нанять еще четырех графических дизайнеров. К концу недели они уже будут здесь. А это пятно? Жена приложила?

— Отлично, отлично… — пробормотал Себастьян, удивленный необычным красноречием Брауделя и пропустив мимо ушей последнее замечание.

Его вдруг кольнуло чувство ностальгии по тем временам, когда они работали здесь только втроем и между ними царил дух товарищества, а Цитадели с ее соблазнами еще не было и в помине.

— Ты сегодня раненько, — заметил Пиксель.

— А вы-то сами не раненько? Только не говорите, что оставались тут на всю ночь, — парировал Себастьян, пробегая глазами заголовки свежего выпуска «ТП» на столе, с затиранием сердца ожидая увидеть нечто на подобие: «Пожар в Национальном архиве: ценнейшие документы уничтожены пламенем». Это было бы следующим логическим шагом — избавиться от доказательств и негативов, а потом и от людей, державших в руках фотоаппараты, телекамеры и магнитофоны. А потом — а может, и раньше — от тех, кто помог Монтенегро стереть из реальности нежелательных людей, факты и негативы.

— Ты среди нас единственный, кого в постели поджидает постоянный партнер по забавам, — буркнул взлохмаченный Пиксель, мигая красными от недосыпа глазами. — А меня уже достали и шлюхи, и больница. Здесь хоть с Брауделем посидишь.

Верно, приятель?

Браудель промолчал.

— Что по «Фаренгейту»?

— Тебе предстоит заняться кухней. Элисальде ничего не оставил. Похоже, он без объявления войны свалил в Санта-Крус. От Алисы вчера даже искры летели. Так что его минуты в «ТП» сочтены.

— Ну, это как всегда.

— На этот раз, думаю, все серьезно. Я тут кое-что слышал. Вроде как уже распечатали приказ об увольнении.

Пиксель отвернулся и снова принялся за рекламу.

— Как отец?

— Я не хочу об этом говорить.

Сомнений нет, он стал относиться к Себастьяну по-другому, и это не паранойя. Пиксель стал к нему заметно холоднее и держался не как с другом, а как с обычным коллегой по офису. Может быть, Браудель прав — причиной всему Nippur’s Call и не нужно терзаться чувством вины.

Себастьян посмотрел на приятеля, словно ожидая, что тот вот-вот превратится в принцессу воительницу с заколдованным мечом в руках и усмешкой на губах. Тело Шварценеггера в роли Конана-Варвара, голова графического дизайнера из издательства. Забавно. Тема для очередного Цифровичка.

А может быть, Браудель ошибается. Может, Пиксель только что обнаружил, что от него многое скрывают. Для этого не нужно быть семи пядей во лбу или иметь какое-то особое чутье. Достаточно просто повнимательнее приглядеться, прислушаться к взволнованному неровному дыханию и беспокойному пульсу. Можно было бы так легко все изменить — просто пригласить его на кофе и поделиться своими секретами. Способ легкий, но не лучший. Не исключено, что уже слишком поздно, и нужно быть чересчур наивным, чтобы полагать, будто, открыв тайны, можно в тот же миг без остатка уничтожить проведенные в сумраке теней недели.

Неужели теперь ему до конца жизни расплачиваться за совершенную ошибку? И он всю жизнь будет метаться в отчаянных попытках заштопать свой в клочья изодранный мир, бросаясь залатать очередную расползающуюся дыру между несколькими версиями себя самого? Внезапно Себастьяну припомнился эпизод из детства: они с Паглиа — соседом и лучшим другом — устраивали автогонки с радиоуправляемыми модельками машин. Паглиа был года на три постарше и научил Себастьяна читать, считать и играть в футбол. У него были явные способности механика, и он так отладил свой BMW, что у Себастьяна не было никаких шансов выиграть заезд. Однажды утром Себастьян обнаружил, что дверь в дом приятеля открыта, а его самого нигде не видно. Тогда он забрался к нему в комнату, выкрал BMW и разбил ее камнем. Правда, почти тут же ему стало страшно стыдно, Себастьян раскаялся и пошел повиниться. Его простили, но прежней дружбы больше не существовало. Доверие оказалось еще более хрупким, чем машинка. Так и сейчас — один ошибочный шаг оставляет ничем не стираемые следы.

Себастьян тяжело вздохнул и без всякого желания принялся за фотографии фруктов, салатов, горячих блюд и десертов для «Кухни недели». У него просто руки чесались пристроить креветочный хвост и крабовые клешни к тушке лосося и раскрасить его чешую в бирюзовые тона.