Жюльетт, поддерживаемая отцом, подошла наконец к ступеням донжона и снова попала в объятия, переходя из рук в руки. Ее обнимали, целовали, о чем-то спрашивали, но она только улыбалась сквозь слезы и ничего не могла сказать.

– Дайте же девочке прийти в себя, – улыбаясь, проговорил барон, – и она все нам расскажет.

Он понимал, что поездка дочери на юг оказалась не столь радостной, как предполагалось, и сам изнывал от желания услышать подробности. Но видел и то, что девочке надо дать возможность немного успокоиться. Дела, по-видимому, сложились совсем плохо, коль она вернулась с одним лишь Джеймсом. Да и дорога, надо думать, была нелегкой. И что могло произойти при этом далеком королевском дворе, куда он так не хотел отпускать своих детей? Генрих, как он знал теперь, рисковал там жизнью. Что же они сделали с его девочкой, эти коронованные особы, разрази их всех гром?

Только поздним вечером, когда утихло волнение от встречи и Жюльетт была накормлена с дороги, она коротко рассказала своим родным, что с ней случилось в мрачном замке Тонбридж, из которого пришлось бежать ее брату. Подробностей того, что произошло с Генрихом, она так и не узнала, и теперь барон Ален наконец мог просветить ее. А о себе говорила очень неохотно, сдержанно и осторожно.

Пришлось рассказать о капризах принцессы Уэльской и о притязаниях принца. Но о его гнусном поступке, когда Эдуард, насытившись ею, отдал совращенную им девушку в руки отвратительного ей Герберта де Клера, Жюльетт промолчала. И ни словом не упомянула о зародившейся в ней жизни и случившейся потом трагедии. Это, решила она, останется только ее воспоминанием, а родным об этом знать не следует. Довольно с них и того, что принц Уэльский сделал ее своей фавориткой, вовсе не считаясь с желаниями самой девушки. И она попала как бы между молотом и наковальней: с одной стороны – ревнивая принцесса Уэльская, не спускающая с нее глаз, с другой – сластолюбивый Эдуард, не знающий преград своим желаниям.

Ее слушали, затаив дыхание. Все-таки то, что происходило в королевском окружении, было от них так далеко, как звезды на ночном небе. И рассказ Жюльетт казался баронессе Николь жуткой фантазией. Но это была реальность, и коснулась она ее любимой дочери.

Барон Ален удивлялся гораздо меньше – он уже был подготовлен к такому повороту событий письмом Генриха, которое не стал оглашать во всех деталях семье. Есть вещи, о которых его домочадцам лучше не знать. Но у него самого в душе бушевала настоящая буря. Не напрасно он так не хотел отпускать детей на юг. Теперь вот Жюльетт вернулась домой с искалеченной судьбой и болью в душе, а Генрих вообще навсегда останется на континенте.

Барон тяжело вздохнул, но потом все же улыбнулся, хоть и невесело. Его миновало самое страшное, что могло произойти, – его дети остались живы.

Он обласкал взглядом печальную Жюльетт.

– Иди отдыхать, девочка, на тебе лица нет от усталости, – тихо проговорил он. – У нас еще будет время поговорить о том, что произошло.

Жюльетт, улыбнувшись всем на прощание, удалилась в свои покои. Но там, когда ушла служанка, долго плакала в подушку, выливая из души всю грязь, накопившуюся в ней. Ей так хотелось вернуться к нормальной жизни. И очень хотелось увидеть Филиппа.

А барон так и не сомкнул глаз всю ночь. Перед внутренним взором стояли мрачные картины, описанные в письме Генриха и поведанные вчера дочерью. Душа его болела за своих детей, особенно за Жюльетт, судьба которой была искалечена вмешательством в ее жизнь принца Уэльского. Этот жестокосердный человек навсегда лишил его девочку надежды на счастливую семейную жизнь. А ведь ему еще предстоит рассказать ей, что произошло здесь, у них на севере.

Во двор он вышел рано и тут же наткнулся на Джеймса Кэмпбелла, который, судя по всему, дожидался его. Вчера он усердно подавал господину весьма красноречивые сигналы. Оно и понятно, верный их семье воин не знал, что может говорить друзьям в замке, а о чем следует умолчать. Молодец!

Они уединились вдали от домочадцев и остальных воинов и долго говорили обо всем, чему свидетелем был сам Кэмпбелл, что слышал и узнал в замке Тонбридж и по пути домой. Очень долгому пути. Барона интересовало все, каждая мелочь, касающаяся его детей. И стало страшно при мысли, что может произойти в королевстве. Их король Генрих все-таки недалеко ушел от своего непутевого отца. А по милости Иоанна Англия чуть не попала в руки французского дофина, как он знал. Чем кончится все это для страны сейчас?

А потом днем, когда ласковое солнышко освещало все вокруг золотистыми лучами, барон увел дочь на замковую стену и они устроились на большом теплом камне над озером, который так любили женщины семейства Лорэлов. Поговорить было о чем, и оба понимали это. Вчера Жюльетт была очень сдержанной и рассказала не все, отец чувствовал это. Теперь девушка была более откровенна с отцом, но и ему открыла не всю правду.

Барон вздохнул, поняв это. Что еще такое страшное могло таиться в прошлом его девочки, что даже ему, отцу, она не пожелала этого рассказать? Оставалось только догадываться, и от этих догадок лицо мужчины совсем помрачнело.

И тут прозвучал вопрос, которого барон ждал и так боялся.

– А как дела у наших соседей в замке Давтон, отец? – оживилась Жюльетт.

Барон на мгновение опустил глаза, потом посмотрел на дочь. Взгляд был твердым, но печальным.

– У них все хорошо, девочка моя, – сказал тихо, – но к тебе это больше не имеет никакого отношения.

– Как это? – удивилась девушка.

– Видишь ли, малышка, когда ты уехала к королевскому двору, – голос барона звучал ровно, но в глазах стыла боль, – Филипп де Моррен решил, что ты никогда уже не вернешься к нему. Он сам мне об этом сказал. И он женился, девочка моя. Ведь в этом замке постоянно возникают проблемы с наследниками, и ему нужно было выполнить свой долг. Чем раньше, тем лучше.

Глаза Жюльетт погасли. Ее надежда на счастье и так дала трещину после всего, что с ней произошло. А теперь она рухнула совсем. Девушка постаралась все-таки взять себя в руки. Это было очень трудно, однако, кажется, удалось.

– И на ком же он остановил свой выбор? – Жюльетт пыталась ничем не показать охватившего ее отчаяния, но подрагивающий голос выдал ее.

Во взгляде барона читались отчаяние и такая боль, как будто удар был нанесен ему самому. Он все понял. «Бедная моя девочка, – подумал он, – что же теперь будет? Ведь в семье Лорэлов влюбляются однажды и на всю жизнь».

– Филипп взял за себя Катриону Кэмпбелл. Она хорошая девушка и уже носит его ребенка, – сказал он как можно спокойнее.

Эти слова добили Жюльетт. Она вскочила, готовая бежать неизвестно куда и зачем, просто подальше от этой боли. Но рука отца остановила ее. И тогда она без сил упала ему на грудь и вылила свое отчаяние в горьких, надрывающих душу рыданиях. Через какое-то время затихла. Они сидели над озером долго, пока не стали сгущаться ранние осенние сумерки. Потом ушли в замок.

В последующие дни Жюльетт была внешне спокойна, но ей самой казалось, что внутри у нее все выгорело, подернулось черным пеплом и никогда уже не оживут в душе радость и любовь.