Жюльетт же, поев, провалилась в сон и с трудом открыла глаза следующим утром. Чувствовала она себя скверно – все тело болело, в голове была звонкая пустота, и беспокоили тянущие боли внизу живота. Но Джеймс настаивал на продолжении пути без задержек.

– Поймите, госпожа, мы все еще не покинули двадцатимильную зону вокруг Лондона, созданную цепью охранных замков, поставленных в свое время великим Вильгельмом, – убеждал ее верный воин. – Лично я смогу вздохнуть с облегчением только тогда, когда мы выберемся за пределы Беркшира.

Кэмпбелла вполне можно было понять. Ведь здесь, в Беркшире, как раз находилась мощнейшая крепость из этой укрепленной цепи – огромный Виндзорский замок. Его любили все монархи страны – из-за близкого расположения к Темзе и наличия рядом Виндзорского леса, королевских охотничьих угодий. Когда-то давно, еще в бытность на троне короля Иоанна, взбунтовавшиеся бароны взяли замок в осаду и нанесли ущерб его защитным сооружениям. Но позднее нынешний король Генрих восстановил и укрепил оборону замка, а теперь был намерен превратить его в свою любимую резиденцию. Строительство роскошного дворца в Верхнем дворе ведется уже добрых двадцать лет, но теперь, кажется, близится к завершению.

Жюльетт тяжело вздохнула.

– Хорошо, едем, – покорно согласилась она.

У Кэмпбелла сжалось сердце – его госпожа, похоже, совсем лишилась сил, бедняжка. Но надо было добраться хотя бы до Рединга. Там, в большом бенедиктинском монастыре братьев-клюнийцев, они, возможно, смогут получить приют и передышку для госпожи. Но сейчас расслабляться рано.

До Рединга было недалеко, всего-то миль десять-двенадцать, но путь этот они прошли очень трудно. Иногда Кэмпбеллу казалось, что его хозяйка вот-вот упадет с коня, и тогда он весь подбирался, подъезжая к ней как можно ближе. Но она огромным усилием воли брала себя в руки и продолжала путь. Наконец на окраине Рединга перед ними встало аббатство, на которое Джеймс возлагал немалые надежды. К большому, окруженному мощной стеной монастырю наиболее ревностных последователей учения святого Бенедикта примыкало небольшое здание женской обители, и это очень обрадовало Джеймса. Его госпожа выглядела нездоровой, что откровенно его беспокоило. А где еще можно получить помощь для больного человека, как не в монастыре? И здесь монахини, как надеялся Кэмпбелл, быстро поставят леди Жюльетт на ноги. Ведь она просто очень устала, и все. Далекому от женских проблем воину и невдомек было, какая беда терзала душу и тело его госпожи.

Жюльетт едва держалась на ногах, когда монахини, подхватив ее с двух сторон под руки, увели к себе. Кэмпбелл проводил ее тревожным взглядом – теперь задержаться придется дня на три, не меньше. Но оказалось, что больше, значительно больше.

Не успела Жюльетт пройти и несколько шагов по мрачному коридору, тянувшемуся через все длинное приземистое здание обители, как болезненно вскрикнула и обмякла на руках поддерживающих ее женщин. Те ухватили ее покрепче и вдруг испуганно замерли – под ногами их гостьи расплывалось большое кровавое пятно.

Поднялся страшный переполох. Тут же послали за сестрой Бригиттой. Она была самой старшей из них и самой опытной в вопросах врачевания. И не раз помогала обитательницам города и прилежащих поселений в их женских проблемах и бедах.

Сестру Бригитту нашли в маленькой пристройке, где хранились лечебные травы, так необходимые монахиням для оказания помощи страждущим и немощным, – это было единственное средство, которое они могли использовать с благой целью. Конечно, кроме молитвы, в исцеляющую силу которой они верили безоговорочно.

Сестра Бригитта сразу же откликнулась на зов. Она бросила возиться со своими травами, скинула передник и устремилась на помощь страдалице, поскольку хорошо знала, что в некоторых случаях исход дела решали не дни и даже не часы – минуты.

Жюльетт успели уложить на жесткое узкое ложе в одной из свободных келий и даже раздеть. Кровавое пятно осталось в коридоре. Но сестра Бригитта велела принести чистой ветоши и подстелить под тело женщины кусок плотной ткани. А потом принялась ее осматривать и очень тщательно ощупывать.

То, что нашли ее чуткие пальцы, совсем не понравилось монахине-целительнице. Она попробовала слегка надавить на живот Жюльетт, но та в ответ только жалобно застонала.

– Плохо дело, сестры, – заметила старая монахиня. – Нужно срочно сделать отвар из сильных трав, которые только и могут помочь. К счастью, они у нас есть, я только что сама видела.

И она снова пошла в свою маленькую пристройку, так быстро, как только позволял ее возраст. Вернулась довольно скоро, в руках у нее был сосуд с исходящим паром травяным отваром, запах которого тут же заполнил маленькую келью и растекся по всему коридору. И принялась поить свою подопечную из ложечки. Жюльетт морщилась – отвар был очень горьким, – но послушно глотала горячую жидкость.

– Пей-пей, дочь моя, – приговаривала монахиня, – горько, знаю, но это единственное, что может помочь тебе. Ты ведь не хочешь умереть от кровотечения, нет?

Жюльетт умирать не хотела. Она жаждала вернуться домой и увидеть стены родной крепости и синее озеро под ними, обнять мать, отца, родных. О большем думать было нельзя, хотя за долгие месяцы своего пребывания при дворе принца Уэльского она отчетливо поняла, что любовь к Филиппу де Моррену, казавшаяся ей раньше эфемерным облачком на ясном небосводе ее жизни, уже прочно укоренилась в сердце и дала мощные ростки. Теперь ее было не вырвать, а сложившиеся обстоятельства жестоко перечеркнули для нее возможность счастья. Но жить хотелось все равно.

И пришлось, преодолевая боль, бороться за себя. Они боролись вдвоем.

Старая монахиня не отходила от девушки. Она постоянно поила ее своими отварами и продолжала ощупывать все еще напряженный живот. Наконец момент показался целительнице подходящим.

– Сейчас может быть очень больно, дочь моя, но это необходимо сделать, поверь, – предупредила она и резко надавила на живот.

Жюльетт задохнулась от острой боли, а кровь струей хлынула из ее тела. И вместе с излившейся кровью выскочил маленький комочек зародившейся в ней плоти.

Сестра Бригитта вздохнула с облегчением.

– У нас получилось, дочь моя, – улыбнулась она, – молитвы сестер и мои травы сделали свое дело. Возблагодарим же Господа нашего за его неизреченную милость.

И она истово перекрестилась, прочтя краткую, но горячую молитву.

А потом начался новый этап. На живот Жюльетт постоянно клали холодный колотый лед в широкой плоской миске из какого-то металла и без конца поили ее травами, но теперь другими, не такими горькими. Ее накормили бульоном из курицы, специально сваренным для больной, – монахиням не полагалось такой еды – и даже напоили красным вином, что было и вовсе недопустимо в стенах обители. Но сестра Бригитта твердо решила отстоять у смерти эту молодую жизнь и надеялась, что Господь простит ей эти маленькие прегрешения. А настоятелю Редингского монастыря отцу Жюльпису об этом знать и не нужно. Он все равно не поймет ее. Для него спасение души куда важнее спасения самой жизни, и отклонений от строгого устава он не признает.