Но парень неожиданно вдруг спросил у нее.

— А в ломбард это где?

— Не знаю, — соврала Варвара.

И сказала это так резко — будто бросила трубку на рычаг, того еще телефона.

18 декабря 2019, Рогожкина тетрадь.

Глаза

Антонина считала себя человеком серьезным с мощной энергетикой борцом за справедливость. Она еще и голосом обладала громким, и от этого неприятным для окружающих. И поэтому любой конфликт, в который она впрягалась своими басистыми звуками, немедленно сходил на нет. Все дружно разбегались от этого невыносимого для уха звука.

Она была грозой двора и окрестностей. Никто не смел заниматься своими делами во дворе. Мрачная фигура Антонины заставляла всех думать тут же о недостойном своем поведении. Мамаши снимали с горки визжавших от восторга детей. Даже местные собачники скрывались со своими питомцами, опасаясь орущей Антонины.

Антонина чувствовала это отношение к себе, но почему-то гордилась им. «Боятся — значит уважают», — думалось ей несколько лестно о себе.

Другие причины не рассматривались. Она привыкла к почтенному отношению к себе. Ей и в голову не приходило, что ее тяжелый взгляд, громкий голос и неопрятное морщинистое лицо могут вызывать отторжение.

Но Антонине не думалось о себе так, и она так и ходила хозяйкой их старого двора, как будто у нее был ордер на всё законие.

Она подходила к магазину слегка раздраженная. Опять какой-то пацан обогнал ее на самокате прямо на тротуаре, за что был сдернут тяжелой рукой Антонины с самоката и оштрафован громовым ее голосом, приговорен к пожизненному испугу перед всякими старухами и нелюбви к ним, и вообще к старости.

Отпустив пацана и слегка довольная собой, Антонина набирала продукты в супермаркете. Всё строго по списку дочери, с которой она жила.

И которая никак не выходила замуж. Ох-хо вздохнула Антонина от этой мысли. Ничего, она заставит этого гражданского мужа зарегистрировать, узаконить отношения с ее дочкой. Вот подождет еще немного и узаконит. Никуда не денется.

Антонина вдруг обнаружила, что стоит рядом с детской коляской, в которой нежно розовело детское личико в розовой шапочке и в розовом костюмчике.

Антонина оглянулась. Вроде мамаши рядом не было.

Она разглядывала ребенка и хотела попасть сама в поле зрения прехорошеньких, парочке умных серых глазиков.

Но девочка ее не видела. Она смотрела с любопытством вокруг себя, рассматривая яркие банки на полках. Но все это рассматривалось как бы сквозь Антонину, будто ее и не было.

Та было подумала, что у ребенка что-то со зрением. Антонина даже улыбнулась этим глазкам в коляске.

Но девочка ее не видела. Она не видела эту грозную Антонину, в могучей тяжелой шубе из нутрии, в норковой шапочке, которой Антонина так гордилась, выходя во двор.

— Нет, явно с ребенком что-то не так, — подумала Антонина, но тут личико вдруг растянулось в улыбке, глазенки заблестели и ребенок засиял в счастливом детском своем состоянии.

Антонина оглянулась, чтобы посмотреть на того, кто вызвал такую радость у ребенка из коляски.

Она подумала что это мать объявилась.

Но у коляски стоял тот пацан, которого она только что сняла с самоката.

Девчонка улыбалась ему как брату, современнику. Она его видела и хорошо к нему относилась. И пацан даже рукой показал ей «Приветик». И тоже улыбнулся.

Тут к коляске подошла мамаша, машинально поправила одежку на девочке и потащила коляску в другой отдел.

Антонина неожиданно для себя пошла рядом с коляской.

Ей вдруг до крика захотелось, чтобы это дитя из будущего увидела её, Антонину. Она повторила «приветливый» жест пацана, но девочка её не видела.

Как будто Антонины и не было.

Это открытие сильно обеспокоило почему-то Антонину. Очень сильно. Она выскочила из супермаркета, бросив корзинку с продуктами, вдохнула морозный воздух и услышала как испуганно клокочет сердце.

То, что чужой ребенок проявил к ней такое тотальное недопустимое равнодушие обидело Антонину. И она вдруг поняла, что есть люди из нового непостижимого мира, из далека, пришли хозяевами дня, и на них не распространяется никакая власть. На них не закричишь и с самоката не сорвешь.

И Антонина вдруг, впервые за много лет, поняла, и это открытие не понравилось ей, что не везде можно всё решить через громкоголосие. И ей очень захотелось вернуться опять в магазин, подойти к этой коляске и заслужить взгляда этой новой девочки и непонятного времени.

Но не было ни коляски, ни мамаши, ни девочки. Антонина опоздала.

20 декабря 2019, Рогожкина тетрадь.

Мостик

Она работала Екатериной II-й. И ей очень нравилось. Уже второе лето она, надев тяжеленное платье с кринолином, парик, шляпу, и не снимая при этом кроссовок (они не видны), в паре с Петром I-м, ходили по центру города. И фотографировались.

«Сто рублей — и вы в истории», — говорили они бесчисленным китайцам, те улыбались, кивали болванчиками и сдавались под натиском этого безобидного бизнеса. Их ничуть не смущало, что в строгом историческом прошлом Екатерина II-я, ну никак не могла ходить под руку с Петром и приставать к горожанам. Но это никого не волновало. Многим хотелось попасть по дешевке в историю.

Екатериной работала Люся, приезжая из глубинки ткачиха. Люся была крепкой, розовощекой и веселой без всякой причины девушкой. Она не без труда прорвалась на историко-экзотическую эту работу.

Еще готовилась к экзаменам. Вступительным, разумеется. И в свободное от туристов время почитывала учебники. Благо, под рукой всегда был Wi-fi — жизнь удалась. Весело, красиво, общительно проходило белоночное лето. Бизнес процветал.

Пока к ней в один из дней не подошел мужичонка с коротким вогнутым носиком, злым оскалом большого рта и со злым вопросом:

— Ты кто?

Мужчина одет был чистым щеголем дорого и модно. Выправка была стойкой офицерской.

Поэтому Люська его совсем не испугалась, а привычно улыбнувшись представилась

— Екатерина… Селфи? Сто рублей и вы в истории.

Тип посмотрел на нее недобрыми глазами и ей казалось, что он тихо рычал, как собака, предупреждая о нападении.

— Пошлая вы дура, тьфу, — плюнул ей в ноги этот псих. — Снимите это немедленно.

Он рывком сорвал с нее шляпу и сильно дернул за юбку. Шнуровка была слабая и тут же отщелкнула кринолин на мостовую.

Люська ухватила её, пытаясь вернуть на место и юбку и царское достоинство свое. У нее это слабо получалось.

А злой пижон уже сгинул. Исчез среди туристов, а сходя с мостика, зло двинул в бок Петра, который уже спешил на помощь своей раскоронованной