Да, подвел итог Агеев, так, видимо, все и было.

Теперь оставалось взять тепленькими этих двух скоморохов: современного Отелло и Германа как свидетеля преступления и одновременно свидетеля, который не донес в милицию об этом преступлении.

Филипп подошел к щитку с расписанием поездов на Москву, после чего купил билет и с чувством выполненного долга стал поджидать электричку. В какой-то момент хотел было позвонить Голованову, однако решил сэкономить на мобильной связи, решив, что всего по мобильнику не расскажешь – слишком дорого обойдется для «Глории». К тому же о результатах командировки придется докладывать на вечерней оперативке. Причем более подробно, с деталями и нюансами, которых в этой гнилостной истории было более чем достаточно.

До подхода чеховской электрички оставалось не менее получаса, и Агеев, чтобы скоротать время, зашел в коммерческую палатку, из которой на всю округу разносился слюноглотательный запах восточной кухни. Почесал в раздумье затылок, решая, что лучше всего ляжет под горячие еще чебуреки, и остановился на водочке.

– Сто пятьдесят и бутылку «Жигулевского» в темном стекле, – заказал он, решив в конце концов, что водка без пива – это даже хуже, чем пиво без водки.

Жизнь становилась удивительной и прекрасной.

Когда Агеев со всеми подробностями рассказал о том, что удалось выяснить из разговора с теткой Толстопятова и соседкой по лестничной площадке, где снимала однокомнатную квартиру Мария Дзюба, добавив к этому свои собственные выводы, Голованов полностью согласился с ним. Рассказанное Агеевым подтверждало его личные предположения относительно роли отвергнутого Марией Толстопятова в кровавой драме на Большом Каретном, и теперь дело оставалось за «малым», в чем он также был солидарен со своим напарником.

Задержание, допрос, передача дела в убойный отдел МУРа и... и вместо Почетной грамоты выяснение отношений в прокуратуре – и в лучшем случае легкий шлепок по заднице. Что тоже проходит не безболезненно. Иногда даже остаются синяки и кровоподтеки.

– Ваше слово, Ирина Генриховна.

Теперь они все ждали, что скажет жена Турецкого.

К ней впервые, пожалуй, обратились как к равной, и от неожиданности она даже замешкалась, покраснев. Потом все-таки собралась с мыслями и негромко произнесла:

– Работа, конечно, проделана серьезная и выводы, как мне кажется, совершенно правильные, но сразу же задерживать Толстопятова... – Она пожала плечами. – Я, конечно, многого еще не понимаю, но, как мне кажется, это преждевременно. К тому же, насколько мне известно, в МУРе тоже ведут его разработку.

– И что же вы предлагаете? – насупился недовольный ее позицией Агеев.

– Поработать с Тупицыным. Естественно, негласно. И как только он проколется относительно Толстопятова...

– А ведь Ирина Генриховна права, – неожиданно для остальных поддержал ее Голованов. —

И тем более права, что мы еще не знаем роли самого Германа во всем этом деле.

– Как не знаем? – возмутился Агеев. – А рассказанное его теткой? Да и показания Аллы Борисовны нельзя сбрасывать со счетов. К тому же...

– Охолонь малек, – остудил его всплеск Голованов. – Все, что ты сделал, – в строку, но и спешить особо не следует. Тем более что по этому следу и МУР идет. А перебегать дорогу операм убойного отдела и сам не буду, и тебе не советую.

Недовольный Агеев покосился на Голованова:

– И что же ты предлагаешь?

– Я ничего не предлагаю, – хмыкнул Голованов, – предложила Ирина Генриховна. Однако не будет лишним сделать на него запрос. Что за гусь таков, да с чем его на стол подают? И, уже отталкиваясь от этого...

На том и порешили. Однако, прежде чем разойтись, напомнил о себе и Макс.

– Может, и мне дадите слово молвить? – с обидой в голосе произнес он, по привычке запустив пятерню в бороду. – Что ж я впустую, что ли, полдня по Интернету рыскал?

– И чего ты там накопал? – с усмешечкой спросил Агеев.

– Издеваться изволите? – хмыкнул невозмутимый, как памятник Карлу Марксу, Макс. – А ведь я накопал нечто такое, что, не окажись под рукой твоего мясника с телевышки, я бы мог предположить, что любой из фоторепортажей Толчева, которые были опубликованы на страницах его еженедельника, мог также стать причиной его убийства. Тем более что каждый из этих репортажей должен был иметь свое продолжение.

– То есть ты хочешь сказать?..

– Да. Толчев раскрутил две темы – педофилия и «Мисс красотки». Это когда оставшиеся за бортом девушки становятся секс-рабынями, причем все это с выходом на громкие уголовные дела. И как мне кажется, он сразу же поимел немало врагов, которые много бы дали, чтобы он навечно закрыл свой объектив.

– Нашел чем удивить! – отозвался Агеев. – О твоих секс-рабынях да о педофилах только ленивый не писал. И чтобы мочить всех борзописцев и фотожурналистов, которые затронули эти темы... Окстись, Максик!

– Я бы тоже хотел так думать, – насупился Макс, явно задетый за живое. – Да только темы эти коснулись на этот раз сильных мира сего. И я еще удивляюсь, как он сразу же не попал под колеса «пьяного лихача».

Последние два слова он произнес с особенным ударением, и чувствовалось, что его понесло.

– Но и это еще не все! Я обнаружил также его интервью, опубликованное незадолго до гибели. На вопрос: «Какой очередной взрыв в обществе вы готовите на этот раз?» – Толчев сказал, что пока это секрет, так как еще не до конца обработан и проверен собранный им материал, но если говорить вообще, то эта бомба коснется людей в белых халатах, но с грязными руками.

– Это чего же, торгашей?

– Не знаю.

– Ну да ладно, все на этом, – подвел итог Голованов. – Будем считать, что кому-то крупно повезло, а кто-то облегченно вздохнул, когда узнал о самоубийстве Толчева.

Однако «компьютерного бога», каковым считался Макс, уже трудно было остановить.

– Почему же «все на этом»? – возмутился он, продолжая терзать пятерней бороду. – И почему бы тот, кто «облегченно вздохнул, когда узнал о самоубийстве Толчева», не помог ему спустить курок «макарова»?

Агеев покосился сначала на Голованова, затем на Ирину Генриховну. Мол, осадите бога, господа-товарищи. А то ведь этот хрен бородатый может такого наплести, что потом всей «Глорией» не расхлебать.

– Послушай, Макс, – подал голос Голованов, – ты действительно... того... не плети кренделей из плохого теста. А то ведь можно до такого договориться и столько версий наплести, что потом за год не расхлебаешь.

На лице Макса застыла саркастическая ухмылка, и он даже бородку свою перестал терзать.

– Ну что ж, командир, если ты держишь такой источник, как Интернет, за плохое тесто, а то, что я сказал, можешь приравнять к хреновому кренделю, могу только раскланяться после этого да послать вас всех...