Артем сильнее щурится, на этот раз рассматривая меня, и чувство такое, что впервые видимся.

— Тебе до нее какое дело, а? С каких пор ты баб опекаешь? — осторожно уточняет, а я отмахиваюсь.

Потому что в упор не знаю, что сказать. Просто… просто она нравится мне, вот и все. Копать глубже пока не намерен.

— Ну… — неопределенно растягиваю, а глаза Артема превращаются в две узкие щелочки.

— Слу-ушай, — чешет идеально выбритый подбородок, а на губах улыбка наглая. — А ты случайно не хочешь ли ее трахнуть, заботливый старший брат? Что-то есть такое у меня подозрение.

Я молчу, а Артем продолжает:

— Точно! У тебя глаза, как у псины голодной. Вот это номер.

— Темыч, заткнись, хорошо? А то я за себя не ручаюсь.

Артем вскидывает руки, немного виски из зажатого в пальцах стакана выплескивается наружу, но мой друг на это не обращает ни малейшего внимания. В нем сейчас слишком много любопытства.

— Запала девка в душу, да? Красивая хоть?

Вот потому я и избегаю душеспасительных бесед — даже лучшие друзья порой слишком много себе позволяют.

— Ударю ведь, ты меня знаешь, — предупреждаю и Артем затихает.

Но долго выдержать не может и снова пытается мне печень через задницу достать, следопыт долбаный.

— Нет, конечно, за братом подбирать — так себе идея. Но утешить девочку, показать, что такое секс с настоящим взрослым мужиком — это же святое дело.

И да, меня все-таки прорывает. Сгребаю одной рукой рубашку на груди Артема, второй обхватываю его затылок. С его лица спадает шутовская маска — друг терпеливо ждет, когда меня попустит.

— Еще хоть слово — нос сломаю.

— Псих, — бурчит Артем, когда отпускаю его так же резко, как и схватил до этого, и отправляет одежду.

Бармен по ту сторону стойки смотрит на нас удивленно, но никак не комментирует произошедшее. Трет и трет свои стаканы.

— Ладно, Рус, прости, — Артем хлопает меня по плечу, а я отмахиваюсь.

— Просто берега не путай, вот и все. О своих шаболдах шутить будешь, ясно? К ней эту грязь не лепи. Она другая.

— Похоже, крепко тебя заело, — задумчиво замечает, а я пожимаю плечами.

Неужели так понятно? Или только одному Артему?

— Что делать думаешь? — Артем уже не паясничает, он полностью серьезен и действительно готов помогать. Делом, советом — чем угодно, лишь бы не сидеть в стороне.

— Не знаю, я… вообще нихера не понимаю, веришь? Запутался.

— Ты и запутался… так бывает?

— Иногда.

Я невесело смеюсь, а Артем пораженно качает головой и приговаривает: “Ну и дела”.

— Ты как старый дед причитаешь, честное слово, — раздражаюсь, останавливая словесный поток, который рвется из моего друга, как после аварии на дамбе.

Артем замолкает, подталкивает меня к своему кабинету, а я и рад бы уже оказаться в более тихом месте. Все-таки гудеж ночного клуба, с его суетой, совершенно не по мне.

В рабочем кабинете Артема тишина и аскетичность: ни помпезной роскоши, ни красного дерева или вычурной бронзы. Лишь широкий стол в идеальном порядке, удобное кресло и низкий диванчик. Присаживаюсь на него аккуратно — вдруг не выдержит моего веса и габаритов? — и вытягиваю ноги. Голова побаливает, обработанная рана печет, а пластырь мешает. Но иногда даже я могу быть послушным мальчиком, потому помню советы врача и терплю.

— А она что? — сразу переходит к делу Артем, а я тяжело вздыхаю.

— Она звала Егора, когда ее во время аварии вырубило. Понимаешь? Егора.

— Это тебя останавливает, да?

Пожимаю плечами и, запрокинув голову, закрываю глаза. Все настолько перемешалось, стало каким-то уродливым и сложным, что хочется либо стулом в стену запустить, либо громко выматериться. А лучше и то и другое, но я молчу.

— Знаешь, у меня ведь только одна мысль и одно желание сейчас: забрать ее себе. Но…

— Но она зовет Егора, да? — констатирует факт Артем и щелкает зажигалкой. Терпкий аромат табака и шоколада распространяется по кабинету, а я достаю свои сигареты из нагрудного кармана.

— А если она еще и узнает, что вся эта ерунда со свадьбой — херня на постном масле и высер больного мозга моего брата… бабы к таким вещам чувствительные.

— Они вообще ко всему чувствительные, — хмыкает Артем. — Нобелевку нужно дать тому, кто в них разбираться научит.

Я еще немного рассказываю о Кире, понимая, что мне нравится говорить о ней. О физике ее любимой, о том, как глаза горят, когда о науке рассуждает. О том, что добрая и веселая, а уж упертая какая и смелая… И чем больше слов выливаю, тем теплее мне становится.

— Если боишься, что она от кого-то узнает о поступке Егора, значит расскажи сам. Первый. Сработай на опережение, — генерирует идеи Артем, а я внимательно слежу за потоком его мысли. — Найди правильные слова, ты же умный мужик, с башкой дружишь. Ты вон с какими фруктами бизнес ведешь, лавируешь. Что ты, подхода к девчонке не найдешь?

— По мне так лучше со сворой адских псов вести переговоры, чем с одной девушкой.

Артем смеется и давится табачным дымом. Кашляет, краснеет, вытирает слезы, а я и сам начинаю хохотать, освобождаясь от внутреннего груза и чувства вины.

И только небо начинает светлеть, я беру такси и еду к больнице, куда увезли накануне Киру.

Будь что будет, но отступать я не собираюсь. Даже если она с утра до ночи будет звать Егора.

Кира

Когда снова открываю глаза, на этот раз полностью выспавшаяся и вполне отдохнувшая, за закрытой дверью палаты тишина. Вернее, там определенно кто-то о чем-то разговаривает, слышатся чьи-то торопливые шаги, звон стекла — обычная больничная жизнь, но голоса Руслана в этом многообразии звуков нет.

Наверное, мне вообще померещилось, что он приезжал — мало ли, какие глюки после аварии у людей бывают. Голос Руслана еще и не самый страшный из них.

На самом деле ему ведь нечего тут делать. Верно же? Я особенно не пострадала, живая и здоровая осталась. Ему уж точно не о чем волноваться. Да и зачем ему это? Чувство вины загладить разве что, но и это мне не нужно.

Нас с ним действительно ничего больше не связывает. Вообще ничего. И видеть его больше не хочу, потому что Руслан так или иначе будет напоминать о своем подлом братце. Хоть они, конечно, и совсем разные.

Я даже слышать ничего больше не хочу о Егоре. Ничегошеньки. А Руслан будет о нем говорить — братья все-таки. У них очень теплые отношения, а мне это вовсе и не нужно. Хочу забыть все, что меня связывает с Егором, как страшный сон.

Вычеркнуть, растоптать, смять и выкинуть в распахнутое окно.