В какой-то момент машина съехала с асфальтированной дороги и припустила что есть мочи через пустыню. Наконец вдалеке замелькали дома, и перед нами выросла небольшая деревня. Жалкие лачужки, разваливающиеся на части и видавшие свои лучшие времена десятки лет назад, и более крепкие дома, занимающие территорию нескольких своих менее привлекательных соседей, встретили гостей унылым взглядом пустых глазниц-окон. Казалось, что все население деревни находилось на улице, с интересом высматривая прибывших. Мужчины, сгрудившиеся в кучки, острым взглядом следили за автомобилем и женщины, коих я смогла насчитать лишь несколько человек, осторожно выглядывали из-за угла.

Затормозив возле одного из самых крупных домов, мужчины вышли из машины. Их встречало сразу около десятка арабов. Чей внешний вид отличался от тех, кто сопровождал меня в дороге. Некоторые из них были одеты, в отличие от Башира, не в выбеленные рубахи, подвязанные кожаным поясом, а другие в обычную светскую одежду: рубахи в клетку и брюки. Поприветствовав объятиями прибывших, они принялись шумно и радостно что-то обсуждать. Время от времени их группа взрывалась хохотом, будто встретились по-настоящему хорошие друзья.

В какой-то момент я начала думать, что обо мне забыли, надеясь, что еще какое-то время смогу посидеть в одиночестве, не встречаясь с ожидающей меня участью. Но стоило мне так предположить, как дверь распахнулась и, не произнося ни слова, Башир схватил меня за локоть, выдергивая из салона автомобиля. Сердце ухнуло в пятки. Еще ни разу он не был так груб со мной. Даже прошлая ночь показалась мне приятным воспоминанием после того, что последовало далее. Одна его дьявольская усмешка, обращенная ко мне, заставила покрыться холодным потом. Уже позже я буду вспоминать этот его взгляд, понимая его значение. А пока я все еще надеялась, что нахожусь под его защитой, защитой своего мужа. Но он пихал меня вперед, сжимая до боли руку и не беспокоясь, насколько мне неприятно подобное обращение. В этом жестоком мужлане не осталось и следа от того сладкоречивого красавчика, соблазнявшего меня через социальные сети. Теперь я боялась его, боялась до дрожи его следующих действий, боялась арабов, столпившихся рядом, боялась побоев, как, впрочем, и любой другой грубости, но не могла сопротивляться или даже попытаться дать отпор. Здесь он был единственным знакомым для меня человеком, и если не у него, то мне не у кого просить о помощи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Обогнув джип, Башир остановился перед мужчинами, выкрикивая нечто непонятное на арабском, после чего толкнул меня на колени, с яростью срывая с головы хиджаб. Сердце бешено колотилось, разгоняя страх по телу с огромной скоростью. Я боялась поднять глаза и увидеть что-то, после чего никогда не смогу снова подняться на ноги. Башир говорил громко и страстно. Его голос пропитала злоба, и я в напряжении прислушивалась к его интонации, пытаясь понять, что происходит. Он замолчал, и я увидела перед собой две пары ног, приближающиеся ко мне.

— Нет, нет, нет, — попятилась назад, пытаясь вскочить на ноги, но почувствовала чью-то руку, прижимающую меня обратно к земле.

— Сиди, русская потаскуха, — проговорил Башир, — теперь ты — их проблема.

Стоило ему убрать ладонь с моего плеча, как незнакомцы схватили меня за плечи, утягивая в дом.

— Башир! — кричала я, оглядываясь на него и упираясь ногами в землю. — Муж мой, спаси меня! Башир! Не отдавай меня им!

Но он будто не слышал моих криков, направляясь обратно к машине.

— Баши-и-и-ир! — продолжала я кричать, отчаянно сопротивляясь, поднимая пыль за собой ногами и пытаясь вырвать руки из крепких ладоней незнакомцев.

— Спаси-и-и-и! — оглядывалась на фигуру, скрывшуюся в джипе, когда меня заталкивали в дверь. — Баши-и-и-и-и-и-ир!

Не сдавалась даже тогда, когда услышала рев двигателя, позади себя.

Звук свистящих покрышек еще долго будет раздаваться в ушах. Именно с ним растаяла моя последняя иллюзия о защите. С самого начала я понимала и знала, кто такой Башир и какова его роль в этом деле, и ни к чему теперь лить слезы, сокрушаясь о потере несуществующей любви или ошибочно принятом решении. Но в тот момент я не слышала голос разума, погрузившись в липкую пучину паники. Это был не страх, а нечто большее, нечто захватившее в мертвые силки ужаса каждую клетку моего организма. Я совершенно не управляла ни собой, ни собственными эмоциями. Кричала и брыкалась, не понимая, что именно происходит, не в состоянии трезво оценить обстановку. Потеряв способность рационально мыслить, я совершенно перестала понимать происходящее, очнувшись колотящей в металлическую дверь, сбивающей руки до онемения, после того как меня закинули в комнату и закрыли дверь с внешней стороны.

Не чувствуя на себе чужих рук, ощутила, как паника отступает. Тяжело дыша, обернулась, посмотрев, где нахожусь, непроизвольно вздрогнув. На меня молчаливо смотрели пять пар глаз. Черные, как ночь, теплые, как чашка ароматного кофе, отливающие оранжевым, словно янтарь, разные оттенки карего рассредоточились по крохотной комнате размером меньше, чем была моя детская в четырнадцать квадратных метров в родительской квартире. Они сидели, прижавшись к стенам, на грязных засаленных матрасах, всклокоченные и напуганные, наблюдая за моим прибытием. Находясь под действием эмоций, я даже не заметила девушек, когда меня впихнули внутрь. А теперь, обнаружив этих несчастных, находилась в смятении, не понимая радоваться тому, что я оказалась не в одиночестве в подобной ситуации, или должна отчаиваться из-за того, что другие девушки в таком же жутком положении. Ведь даже если мне удастся найти всех пропавших, из-за кого я оказалась в чужой стране, взаперти у работорговцев или, еще хуже, террористов, будет ли у меня возможность вызволить их на свободу? А если и получится, то разве смогу оставить этих несчастных в беде? Ребра будто сжимало невидимыми щипцами, и мне становилось все тяжелее дышать. Медленно сползла по двери, ощущая острую нехватку кислорода.

Одна из девушек кивнула мне, указывая на свободный матрас у двери, но я не могла сдвинуться с места. Все мое существо взбунтовалось против того, чтобы даже прикоснуться к чему-то в этом месте. Казалось, что стоить затронуть хоть что-то, и грязь, пропитавшая не только предметы, но стены и даже воздух вокруг, проест до самых костей плоть и медленно поглотит мою душу. Мне следовало поговорить с пленницами и выяснить, кто те мужчины, удерживающие их взаперти, как они здесь оказались — и самое главное, не встречались ли им другие русские девушки. Как бы я ни готовила себя морально к подобному исходу событий, реальность не могла сравниться ни с какими установками и воображением. Она била резко под дых, вышибая вместе с воздухом последние иллюзии, окутывающие историю о спасении пленных девушек в романтический дух приключений и геройских поступков.